Дочь. Вернулась.
Худощавая, подурневшая. Только глаза. Прежние. Сияющие. Родные глаза её ребёнка. Смотрят чуть испуганно, но с надеждой.
— Вернулась! — выдыхает мать, шире открывая дверь. Дочь, перешагнув порог, нерешительно топчется, чего-то ждёт.
— Проходи! — приглашает, всматриваясь в лицо. Ей хорошо известно, — за наигранным, кротким поведением дочери кроется иное. Внешняя скромность и застенчивость — только видимость. Знала по себе: то, через что пришлось пройти и её дочери, оставляет след на всю жизнь.
— Кто там, мамуль! — Вбегает Оленька.
— Олечка! Девочка моя! Совсем большая! — слёзы текут по щекам незнакомки, она протягивает руки, намереваясь обнять ребёнка.
— Это твоя старшая сестра! — пресекая дальнейшие церемонии, властно заявляет мать. — Вернулась, как видишь!
— Ты никогда не расска… А почему…
— Возвращайся к столу, Ольга! Я сейчас!
Девочка, недоумённо смотрит в ответ. Никогда не видела маму такой раздражённой. «Ольга?». Ничего, кроме «Оленька» не слышала за всю жизнь. Обиженно оглянувшись, послушно уходит.
«Сестра» и мама, коротко о чём-то поговорив, тоже садятся за стол.
— Я не надолго, мам! — сообщает незнакомка, — Поживу совсем чуть-чуть, а как устроюсь на работу…
— Почему недолго? — весело глядит на гостью Оленька. — Что так? Оставайся! — неожиданно вмешивается в разговор девочка. — Всегда мечтала иметь сестру! Квартира большая, всем места хватит!
Незнакомка вместо благодарности, горько заплакала. Вскочила. Прижав к себе Оленьку, расплакалась ещё громче, в голос. Девочка поймала огорчённый взгляд мамы. Прошёл месяц, второй. «Старшая сестра», снова оказавшись в родных пенатах, за небольшой срок, проведённый в домашнем тепле, заметно похорошела, расцвела. Мать, хотя и не испытывала прежних чувств к ней — своей непутёвой дочери, — сделала всё, чтобы та выглядела, как когда-то, достойно, была сыта и хорошо одета. Благо, что и дочь не давала повода усомниться в собственном решении встать на «путь истинный». «Старшая сестра» на протяжении нескольких месяцев вела себя пристойно. Ходила в магазин, чистила, убирала квартиру, водила Оленьку в кино и цирк. Помогала делать уроки. Казалось, жизнь вошла в привычную колею, всё осталось позади. Но женщина, чувствуя и отлично зная свою дочь, — копию бывшего мужа, — видела и хорошо осознавала, — всё, что происходит сейчас, прекратится. Совсем скоро.
— А-а! Явилась! — радостно произнесла пьяным голосом «старшая сестра». — А ну, — махнула рукой пьяному дядьке, — подвинься! Оленька со школы пришла! Покормить надо!
Ребёнок испуганно, замерев, смотрел на незнакомых людей. Мужчина ткнул в бок пьяную тётку рядом:
— Вали, давай! — Затем обратился к девочке. — Садись, доча! Похавай!
— Иди ко мне, доча! — снова позвала пьяная «сестра».
— Какая я тебе дочка? — очень удивилась, затем недоумённо: — Кто эти люди? — спросила серьёзно девочка.
— Этот, — указав на мужчину пальцем, — будет твоим папкой! А я! Я тебе не сестра! А мамка твоя! — жалко сморщилась, — иди ко мне, кровиночка моя!
Постояв немного, девочка бросилась в свою комнату. Придвинула стул к двери, со страхом слушала, что там, на кухне. Пьяная компания, ещё немного пошумела, выясняя какие-то отношения. Наконец, всё смолкло.
Было не до уроков. Скорее бы пришла мама! Она осторожно, чтобы не шуметь, на цыпочках, вышла из комнаты. Заглянула на кухню. «Сестра» и гости, уронив головы прямо на грязную посуду, беспробудно спали.
Наконец, послышался шум входной двери.
— Мама! — выбежала девочка навстречу. Со слезами: — Я не твоя дочь? Эта ужасная женщина, моя «сестра»… Неужели?! Мамочка! — не договорив, рыдая, бросилась к ней, крепко обняла.
— Кто?! Кто тебе это сказал?! Успокойся! Не слушай эту пьяницу! — обняла ребёнка. Оленька чувствовала, как от возмущения трясёт маму.
Грубый запах табака витал в чистой, ухоженной квартире. Тяжёлый смрад алкоголя, пустые бутылки, грязь на кухне. Она решительно вошла. Взяв себя в руки, ласково, но твёрдо, предложила Оленьке:
— Иди, милая, к себе, в комнату! Тебе не следует на это смотреть!
Девочка не видела, как мама, на всякий случай, взяв кухонный нож, стала тормошить пьяную компанию. Кое — как, проснувшись, и, увидев нож в руке матери, дочь завизжала от страха. Зная, на что та способна.
— Пошла вон! — прошипела мать, — и этих убери! Быстро! Ты меня знаешь! — В воздухе свернуло остриё ножа.
Не прошенные гости удалились. Несколько дней не появлялась и дочь. Летели дни, недели. Покой и благополучие покинули их дом. Проведённые дочерью, — как она и предполагала, — семь лет в тюрьме, и никакие другие обстоятельства не в силах были что-либо изменить. Всё периодически повторялось. Попойки и шум, безобразные сцены выяснения отношений. Ещё недавно, уважающие её соседи, теперь стали косо поглядывать. Здоровались сухо, некоторые перестали здороваться вовсе.
Оленька! Ради неё она готова была на всё, даже…
Не смотря ни на что, готовились к празднику, как всегда тщательно, стараясь ничего не забыть. Новый год, всё — таки. Оживлённо обсуждая что-то с коллегами, она не сразу заметила зарёванную внучку. Пушистая белая шапочка в руке, волосы растрёпаны. Бросилась к ребёнку, пыталась расспросить. Не проронив ни слова в ответ, девочка бросилась назад, к дверям. Едва одевшись, побежала за ней. Уже на улице, заботливо надевая внучке шапочку и, застёгивая пуговицы на шубке, вдруг услышала:
— Мама! Я уйду из дома, если…, — сквозь слёзы тихо произнесла Оленька.
Теперь она работала в городской библиотеке, рядом со школой, где училась её дочь — внучка. Было удобно провожать и встречать Оленьку, каждый миг быть в курсе её детской жизни. Завтра долгожданный утренник — ёлка. У внучки всего два урока, пришла пораньше домой, а там…
То, что мать увидела в собственной квартире, — даже её, повидавшей многое в жизни, ошеломило. Прямо на кухонном полу, после оргии, лежало три пьяных обнажённых тела. Незнакомый мужчина, её дочь и та самая женщина, которую выгнала когда-то. Медленно повернула застывшее лицо к внучке.
— Когда я вошла, — всхлипнула девочка, — они занимались нехорошими делами, а дяденька предложил мне…
Женщина, хлопнув дверью на кухню, и, кое-как, успокоив малышку, отвела в детскую.
Набрав холодной воды из-под крана в кастрюлю, плеснула на обнажённые тела. Первым зашевелился мужчина. Вскочил. Растерянно озираясь, стал искать глазами одежду. Затем, расталкивая женщин, спросил вошедшую:
— Слышь? Ты кто такая?
— Да мать моя! Кто ж ещё? — внезапно ответила за неё пьяная дочь.
— Ты чё, шалава?! Ты говорила: здесь всё твоё! Мы же пожениться собирались? И жить здесь!
— Что-о? — воскликнула мать. — Ах, ты… Проваливайте! Немедленно! А ты останешься!