Дочь вскочила, попятилась: — Не надо, мамочка! Прости! Только не убивай!
Вскочила, услышав крик, вторая женщина. Наспех собрав вещи, гости выбежали на площадку. Вдогонку слыша:
— Не оставляйте! Она убьёт меня — а!
Зло усмехнулась, бросила дочери что-то, подвернувшееся под руку:
— Прикройся, бесстыжая!
Придерживая полотенце одной, другую руку вытянув вперёд, защищаясь, умоляла:
— Только не убивай! Всё сделаю! Что скажешь, всё сделаю! Прости! — Встала перед матерью на колени.
— Всё сделаешь, говоришь?! — проговорила сквозь зубы. Развернулась, быстро вышла из кухни. Принесла дорожную сумку: — Собирайся! — швырнула на пол тугую пачку денег. — Пошла вон! Живо! У меня больше нет дочери!
Москва. Наши дни.
— Слушай, Валери! А поехали на Патриаршие пруды!
— Лерка! Ну, откуда ты всё знаешь? Ответь? И Булгакова читала? — притянул к себе, обнял. — Да неужели?
— Обижаешь, начальник! — жмурясь от солнца, весело взглянула. — Представь себе!
— «Никогда не разговаривайте с неизвестными», — процитировал название первой главы «Мастера и Маргариты». — Это, кстати, к твоему вопросу тогда, в Питере. Помнишь, надеюсь?
Валерия вздохнула, покачала головой, не ответила.
— Так вот, — продолжал, словно недавно, состоявшийся разговор, Валерий, — политические репрессии, которые продолжались в тридцатые годы в нашей стране, этими строками в самом начале писатель выразил своё отношение к той системе, дорогая. Разоблачение пресловутых шпионов, «врагов народа». Массовая компания, психоз, одним словом. И когда Булгаков писал роман, на него шла сумасшедшая травля со стороны советской цензуры. Такие дела.
— «Пятый дом», «Седьмой дом». Отрезанная голова Берлиоза, которая живёт сама по себе… Брр, — Валерию передёрнуло.
Он насмешливо взглянул. — Вот оно, что! Только сейчас дошло! Ты читала роман как некую фантасмагорию, да? Или триллер? Жаль, милый стриж! Хотя чему удивляться. В Штатах даже «Анну Каренину» перевели как дорожное чтиво… — Повернул голову. — Жаль! А между тем, добавил серьёзно. — «Мастер…» — роман философский, эпический. Современные литературные критики считают его памятником. Москве. А знаешь, дорогая! Ведь Булгаков до последних дней так и не принял Москву. Да-а! — Затем на её вопросительное выражение лица. — До конца жизни считал дорогим своему сердцу только Киев! Сам-то, ведь, оттуда!
— Киев! О! Знаю! Киевская Русь. Вся Русь тоже «оттуда»? — смешно сморщила нос. Затем:
— Всё равно! Нет, сегодня не хочу! — тряхнула головой женщина. — Съездим позже!
— Ты права, Козье Болото посетить всегда успеем, а сейчас…
— Что ты сказал? Козье Болото?
— Ну да! В древности Патриаршие пруды назывались Козьим Болотом. Позже слобода, принадлежавшая патриарху Филарету, потому и Патриаршие пруды — Козье болото. Как видишь, в самом названии можно усмотреть две вещи. Не сочетаемые. И Бог, и дьявол одновременно. В Киеве, между прочим, самая главная площадь — площадь Независимости тоже воздвигнута на месте, что называлось в древней Руси Козьим Болотом. Ещё до Москвы, лет за триста, кажется.
Она заглянула ему в лицо. Задумалась. Затем:
— Я и говорю: Киевская Русь! — Она заглянула ему в лицо. Задумалась. Затем:
— А «таинственные нити», над которыми не властен человек? Помнишь слова Воланда? — Повторила: — «Таинственные нити»… Валери! Я узнала через Инет, где-то в Москве живёт Саломея Снегирёва. Может быть, слышал где-нибудь это имя? Оно связано с «этим», — покрутила в воздухе пальчиками, копируя знакомый жест Валерия.
Валерий хмыкнул, улыбнулся, затем:
— Ба! — театрально. — Это жена моего лучшего, верного друга — Вадима, с ними-то я и хотел тебя познакомить! Забыла? — Смутился, вдруг. — И ещё. Саломея была лучшей подругой моей бывшей жены.
— Потрясающе! — широко распахнув глаза, произнесла, чуть ли не по слогам.
— Сегодня у нас что? Взглянул на часы. — Назвав вслух число и день недели, кивнул ей. Достал сотовый.
— Моля! Ты где? Дома? А Вадька? — Кивнул. — Отлично! Мы едем к вам! С кем? Догадалась? Точно! С моей, да! — Подмигнул Валерии. Та показала язык.
— Ты зовёшь эту фантастическую женщину Молей? — Искренне удивилась, отступив немного назад.
— А что? Что такого я сказал?
Затем, качая головой, раздвинув губы в улыбке. — Н — е — ет! Правда, Валери! У вас, в России, всё не так! — Они рассмеялись, глядя друг на друга, отлично понимая, что именно, какой смысл кроется в этих словах.
Саломея ей сразу понравилась. Открытая широкая улыбка на миловидном лице. Она обняла Валерию, словно родную сестру. Женщина снова взглянула ей в лицо. Рассмотрела. Глаза Саломеи, показавшиеся вначале карими, были очень редкого, тёмно-зелёного цвета.
Смотрели спокойно и доброжелательно, одновременно, внимательно разглядывая лицо гостьи. Вадим, как все мужчины во время встречи, бросился с рукопожатием к Валерию.
— Очень приятно! — чуть запоздало, Вадим осторожно поцеловал руку Леры.
— Нет, ребята! Вы скажите, когда свадьба? — Который раз, сидя за столом, не получив чёткого ответа, продолжал приставать с вопросом Вадим.
— Давно не были в России, Лера? — спросила Саломея. Женщины, собрав грязную посуду, направились в кухню. Гостья немного рассказала о себе, о том, где пришлось побывать на этот раз.
— Извини, Лера! — воскликнула Саломея. — Всё хотела спросить. Извини ещё раз за женское любопытство. Что это за камень? — показала на шею Валерии.
— Алмаз!
— Никогда не подумала бы!
— Этот алмаз сделан из волос моей прабабушки. Вернее, зола от сожженных волос использовалась для создания алмаза.
— Невероятно! Впервые слышу!
— В Штатах это поставлено на промышленную основу. Кстати, технология — ваша. Откуда-то с Урала. — Саломея недоверчиво покачала головой. Валерия легко сняла цепочку и протянула ей.
— Возьми, если хочешь, взгляни, потрогай! Чтобы сохранить, как говорится, — продолжила объяснять, — все прелести алмаза, лучше брать волос с одной головы.
— И сколько же надо волос, чтобы такую прелесть заполучить? — Саломея вернула цепочку.
— Три грамма! Ровно столько, сколько вместится в кулаке! Так вот. Три месяца растёт кристалл, а там… — Присела на край стула, подпёрла голову рукой. Бережно проводя по граням камня, — частица дорого тебе человека всегда с тобой. Вот таким образом или в виде кольца на пальце, серьгах. А мне, знаешь, больше нравится на цепочке, на груди, рядом с сердцем.
— Саломея! — Вдруг спросила Лера. — Тебе не страшно?