Анюта пошла к дому Васильевых одна. Они с Малашей уже успели свести знакомство с горничной Варей, и вот теперь можно навестить ее не с пустыми руками, а с гостинцем. Анюта приготовила горшочек хорошего меда — к блинам. Увязав его в платок, она подошла к самому дому и остановилась, собираясь с духом.
К крыльцу подкатили санки, в которых сидела разряженная в пух и прах дородная баба лет шестидесяти, с насурмленными глазами и покупным румянцем.
— Стой, стой! — кричала она кучеру. — Все горшки переколотишь, дурак! Ступай, крикни, чтобы людей прислали! Я вожжи подержу! Скажи — жених варенье прислал!
Анюта ахнула — уж и жених?
Началась суета, прибежали дворовые девки, стали разгружать сани. Оказалось — баба сидит по колено в горшках, а всего их четыре десятка. Швейцар держал двери распахнутыми, девки вносили горшки, и Анюта отважно проскочила вместе с ними. Но отыскать Варю ей не удалось — зато она налетела на Катерину Петровну, принимавшую малиновое варенье и считавшую горшки.
— Ты кто такова? — строго спросила она Анюту. — Что тебе надо?
Дансерка для этой вылазки оделась просто, и немудрено, что хозяйка дома не узнала в ней красавицы, столько раз виданной на сцене.
— Я домом ошиблась, — сказала Анюта.
— Ну так и ступай. Чего тебе, Матрена? — тут Катерина Петровна повернулась к девке, ответила на ее вопрос о скатерти и салфетках, а потом и вовсе забыла про гостью с узелком. Но память заработала, засуетилась, и Катерина Петровна, уже не видя гостьи перед собой, извлекла ее лицо из каких-то смутных воспоминаний. И она ощутила, что есть в этом лице и этих воспоминаниях какое-то несовпадение, а какое — сходу не уловить. Однако оно мучило Катерину Петровну до той минуты, когда Красовецкий привез Марфиньку с кузинами, и одновременно прибыли еще званные на блины гости. Тогда уж стало не до Анюты.
Дансерка сперва спряталась за дверью, потом все же нашла Варю и услышала то, чего так боялась: откупщик еще никем не объявлен, но ведет себя, как доподлинный жених. Повез Марфиньку на гулянье, а привезет — тут им будут блины и хороший ужин. Анюта пришла в такое смятение, что даже не вручила гостинец — так с ним и ушла.
Радостная Варя даже не заметила, что гостья без подарка. Васильевская дворня очень хотела этой свадьбы: ждали богатых подарков и от невесты, и от щедрого жениха, предвидели отменно накрытый стол в людской и обновы. А бедная Анюта понимала одно: все рухнуло, все рухнуло…
Она конечно же не любила Красовецкого, но как без него содержать дом и жить — понятия не имела. И, зная своего покровителя, предполагала, что платьев и шуб он отнимать не станет, но за драгоценностями непременно кого-то пришлет. Нужно было их спасать, пока не поздно.
Дансерка еще прошлась вдоль Итальянской и увидела-таки то, что было ей неприятно: как подкатил роскошный экипаж откупщика и как беглый покровитель вывел оттуда очаровательную молоденькую девушку и даже оказался столь любезен, что подал руку ее пожилой компаньонке.
Затосковав, Анюта поспешила в театр. Будь ты хоть в трауре, а спектакля из-за тебя отменять не станут.
На женской половине было весело — фигурантки и дансерки хвастались праздничными доходами и приключениями. Давали «Парисов суд», а в нем костюмы — все в цветах, радостные, светлые. У каждой из богинь, меж которыми Парис выбирает прекраснейшую, своя свита, у Юноны в белом с золотом, у Минервы в голубом, у Венеры в розовом, на сцене фигуры образуют цветник. Анюта в этом балете танцевала Минерву, партия не самая выгодная, знай шествуй да позы принимай, и ее уже ожидало платье с греческим узором по подолу и шлем с крыльями на голову, большой и неуклюжий. И только один выход — танец с копьем, которое ожидало внизу, на лавке.
Наталья, зайдя в уборную, помогла зашнуроваться. Дуня Петрова плясала Юнону и уже была готова.
— Потуже, Наташа, — сказала она, глядя на возню со шнурами. — И вот что, Аннушка, ты юбки-то укоротила бы.
— Куда уж короче? — удивилась Анюта. И была права — юбки только-только достигали середины икры.
— Хоть на вершок. Прыжков-то у тебя мало, а ноги показать надобно.
Дуня была по-своему права — если тебя бросает любовник, нужно тут же, не позволяя себе страдать, искать следующего. А есть ли средство вернее, чем открытые ноги?
— Я Семена попрошу, пусть чего-нибудь мне в выход добавит, — додумалась Анюта. — Идем вниз.
На лестнице их обогнала Федька Бянкина в мужском костюме. Рябая плясунья неслась вприпрыжку и напевала из «Гостиного двора»:
Не пью я, младешенька,
Пива и вина.
Только я выпью
Медку с холодку.
Полюблю детинушку
Молоденького,
Который, душа моя,
Вечор приходил!
Федьку учили петь, как и всех воспитанников Театральной школы. Она могла выступить с песенкой в домашнем концерте. Но Анюта отродясь не слыхала, чтобы Федька пела просто так.
Вдруг дансерку осенило: да ведь эта рябая чертовка наверняка не просто знает, где скрывается Санька Румянцев, а даже с ним там амурничает! Подозрение окрепло во время спектакля. Федька так лихо отплясывала в одном ряду с мужчинами, так улыбалась, что Анюта окончательно убедилась: Бянкина счастлива. А какое еще счастье бывает кроме постельного? Подаренные богатым покровителем украшения не так греют душу, как ворованная ночь. Хотя украшения — надолго, а ночь улетает неведомо куда — должно быть, есть у чертей в аду хранилище для таких беспутных ночей. Пришла в голову мысль выследить Бянкину — но другая, мрачная, как сама преисподняя, пресекла ее: что проку-то? Теперь хоть бы Санька перед образами поклялся Красовецкому, что к Анюте и перстом не прикоснулся, бесполезно — откупщик принял решение. Но он был слишком нужен Платовой, чтобы без боя отступиться.
После спектакля Анюта вновь понеслась к дому разлучницы — проверить, где экипаж Красовецкого, да и понять, чем заняты в доме: можно ведь с другой стороны улицы заглянуть в окна верхнего жилья. Варю вызвать не удастся, но хоть что-то разведать; может, узнать господ, которые в масленичный вечер навещают госпожу Васильеву и ее дочку; может, среди них есть знакомцы? Многие молодые и не очень люди ходят за кулисы говорить комплименты дансеркам. Все, все нужно узнать — неизвестно, что пригодится…
Окна ярко светились — видимо, хозяйка устроила знатное угощение и блины пекли сотнями. Вряд ли, что для одного откупщика, — вон, два незнакомых экипажа стоят поодаль, а откупщиковой кареты нет — отправил домой, что ли? Но не ночевать же он там собрался! А что, коли его там и вовсе нет?
Анюта быстро ходила по Малой Садовой улице — взад-вперед, а в голове зрел великолепный план — как спрятать драгоценности. Их нужно сдать в заклад, а деньги свезти к тетке. Коли Красовецкому охота, пусть их выкупает! Но вряд ли он станет отнимать деньги — это уж позор на всю столицу.
Дом на Итальянской обращен фасадом к улице, там же, разумеется, находилось и парадное крыльцо, но имелся и черный ход сбоку, и Анюта о нем уже знала. Она и его не упускала из виду — мало ли что? Вдруг выбежит кто из дворни, посланный с записочкой или поручением. Коли баба — можно остановить, задать вопросец, расположить к себе. Коли мужик… ну и с мужиком управиться можно…