Потому что я не такая уж смелая.
И не такая уж бескорыстная.
Я всего лишь обычная девчонка, загнанная в угол, без туза в рукаве.
Приземлившись в парке Рок Крик среди вековых деревьев, припорошенных снегом, я пошла по тропе, будучи на удивление спокойной. Ну, хорошо. Может быть, не очень спокойной. Глядя на луну, пробивающуюся сквозь облака, я не почувствовала ничего.
Я была опустошенной – непреклонной, но опустошенной.
Прошло всего несколько минут, прежде чем я услышала тихий смешок за спиной. Клинок лежал у меня в заднем кармане, откуда я легко могла его достать, но я не стала дергаться и медленно обернулась.
С неба сыпались мягкие хлопья, покрывая землю снежной пеленой. Лилин стоял в нескольких шагах от меня и опять в обличье Сэма. Злость обожгла кожу. Я ненавидела, когда эта тварь присваивала себе образ Сэма.
И Лилин это знал.
Он улыбнулся мне.
– Ты, наконец, образумилась?
Я вскинула брови.
– Если под этим ты понимаешь помощь в освобождении Лилит…
– Нашей матери, – перебил он меня.
Пропустив его реплику мимо ушей, я продолжила:
– Тогда ты точно не в своем уме. Я никогда не буду помогать тебе, потому что ее освобождение означало бы конец всему.
– Но если мы ее не освободим, конец все равно наступит, – ответил Лилин, делая шаг вперед. – Неужели до тебя не доходит? Я буду забирать души до тех пор, пока у Альф не останется другого выбора, кроме как вмешаться, пока они не искоренят всех демонов и Стражей наверху.
Мои руки сжались в кулаки.
– Зачем тебе это? Тебя убьют точно так же, как и всех нас.
– Ах, да, это верно, но я знаю, что Ад не станет спокойно смотреть, как Альфы истребляют демонов. Ад будет мстить, и наступит Армагеддон. – Двойник Сэма ослепительно улыбнулся, как будто позировал на пляже в солнечный день. – Моя смерть – твоя смерть – будет не напрасной, если потекут реки крови, и люди, эта разросшаяся популяция паразитов, станут гибнуть миллионами.
Потрясенная его словами, я покачала головой.
– Ты… законченный псих.
– Нет. Просто мне нечего терять. Жизнь? Оболочку, что я использую? – Он потрепал себя по щеке. – Это ничто. Мне не жаль ни с чем расставаться. И даже будь это не так, я бы все равно это сделал ради нашей матери. Я готов на все, чтобы доставить ей радость мести, которой она заслуживает.
Я захлопала ресницами.
– Звучит печально.
Он повел плечом.
– Зато это правда.
Что-то шевельнулось во мне, похожее на надежду.
– Так не должно быть. Неужели ты не понимаешь? У тебя есть право выбора. Ты можешь остановить то, что начал, и попробовать изменить жизнь, которую тебе дали…
Лилин запрокинул голову и рассмеялся.
– У нас есть свобода воли, – настаивала я, хватаясь за все возможные доводы, которые могли хоть как-то повлиять на его мнение. – У каждого из нас, не только у людей, есть эта свобода. Ты можешь все исправить. Можешь прямо сейчас остановить хаос. Ты…
– Свобода воли? Наивная ты, сестренка. Нет такого понятия. Мы появляемся на свет с предначертанной судьбой. И уже ничто ее не изменит.
– Ты ошибаешься, ты страшно ошибаешься. – Мне даже захотелось топнуть ногой для пущей убедительности. – Каждый может изменить свой путь, даже демоны. Посмотри на Рота. Он никогда не верил в то, что свобода воли существует, но, когда сделал выбор, чтобы спасти меня, понял, что был неправ. Бери с него пример!
Он усмехнулся.
– А, принц. Смотрю на него и вижу, как некогда могущественный демон, перед которым все трепетали, превратился в лакея глупой маленькой девчонки.
Я стиснула зубы.
– Во-первых, я не глупая, приятель, и никакой он не лакей.
– Довольно, – вздохнул он. – В самом деле. Этот разговор меня утомляет. Ты знаешь, что не можешь меня остановить. Думаю, до тебя уже дошло почему. Ты не убьешь меня, потому что иначе убьешь себя. Я – часть тебя.
– Ты – пустое место, – сказала я, вложив в свой голос столько яда, что самой стало горько.
Он наклонил голову.
– Будь у меня чувства, ты могла бы их задеть.
Пока я беседовала с Лилин, искорка надежды как вспыхнула, так и погасла. Как и предупреждал Жнец, никакие доводы на это отродье не действуют. Возможно, если бы я с самого начала применила этот подход, то могла бы постепенно переубедить его, но сейчас у меня не было на это времени, а рисковать не хотелось.
Грудь стянуло обручем, и плечи налились тяжестью, когда Лилин осторожно приблизился ко мне. Но я решила не отступать и, глубоко вздохнув, спросила:
– Как… как ты на самом деле выглядишь?
Удивление промелькнуло на лице, по которому я так скучала.
– Что?
– Что слышал. Ты же не Сэм. И не Илья. Я хочу знать, как ты выглядишь на самом деле.
Снегопад как будто рассеялся, пока Лилин задумчиво разглядывал меня, и снежинки таяли на его темных волосах.
– Какая разница?
Я хотела увидеть его настоящее лицо, хотя бы разок, но это точно не самый убедительный аргумент.
– Не знаю. Может быть… может, это позволит мне лучше понять тебя.
Он сузил глаза, а потом устремил взгляд к небу. И театрально вздохнул.
– В тебе так много человеческого.
Когда Рот произносил эти слова, они сочились теплом и любовью. Когда те же самые слова слетели с языка Лилин, они прозвучали как оскорбление.
Лилин неожиданно подался вперед, останавливаясь не более чем в паре шагов от меня. Его глаза были иссиня-черными.
– Ты хочешь увидеть, какой я на самом деле? – со злостью спросил он. – Ты этого хочешь?
– Да, – прошептала я.
Он улыбнулся, и началось преображение. Его тело пошло мелкой рябью, а потом его отчаянно затрясло. Я хотела попятиться назад, опасаясь, что оно сейчас взорвется, но поймала себя на том, что не могу двинуться с места. Тело укоротилось и стало стройнее, каштановые волосы приобрели самый светлый оттенок, стали почти белесыми. Кости рассыпались и собрались заново, под другими углами. Черты лица исказились, и на меня уставились блекло-голубые, почти бесцветные глаза.
Я ахнула – у меня возникло такое чувство, будто я смотрюсь в зеркало. Передо мной стояла моя точная копия.
– Я – это ты, – произнесло существо моим голосом.
– Нет. – Сердце заколотилось. – Ты не я.
– Ошибаешься. Я всегда был тобой. – На его губах появилась легкая улыбка, в которой обнажились не все зубы, а только с одной стороны, и все, о чем я подумала в этот миг, сводилось к вопросу – неужели так выглядят мои зубы, когда я улыбаюсь? Боже. – Мы – одно и то же, – добавило существо. – Мы ничем не отличаемся. Понятно?