«Вы ужасно выглядите. Что с вами?
«Они убили одного замечательного человека, — так же письменно ответил я. — Я решил положить конец их преступлениям, я пойду сейчас и перестреляю всю эту мразь».
Я еще никогда не видел, чтобы глаза у человека в один миг стали такими бы большими. Она энергично замотала головой. Я тоже замотал, имея в виду прямо противоположный смысл. Затем быстро написал: «Я не могу больше выносить все это».
Я встал и решительно двинулся из кабинета. Внезапно Ольга вцепилась в меня двумя руками. Я попытался отстранить ее. Но не тут-то было, оказалась, что эта хрупкая на вид молодая женщина обладает недюжинной силой. Она словно лиана буквально обвилась вокруг меня, не давая мне сделать вперед ни шагу.
Мы боролись молча, так как оба хорошо помнили, что каждый рожденный в этом кабинете звук оставляет свой след на пленке. Однако полную тишину по-видимому мы соблюсти не смогли, так как наша возня привлекла внимание Потоцкого. Дверь внезапно распахнулась, и он появился на пороге. Увиденное им зрелище привело его в изумление, он явно не мог понять, что же на самом деле происходит. У нас был один выход; делая вид, что я не замечаю его появлению, я прижал к себе Ольгу и стал целовать в губы. Она быстро сообразила что к чему, а потому ответив мне, вдруг отпрянула от меня, смущенно охнув.
Только теперь я сделал вид, что заметил Потоцкого. Я тоже состроил смущенное лицо. Потоцкий смотрел на нас. явно не зная, что сказать.
Я решил, что пора подать голос.
— Надеюсь, что все увиденное останется между нами.
— Ну, конечно, шеф, меня это не касается.
— Вот и прекрасно. — Я снова занял свое кресло. — Идите и работайте.
Ольга и Потоцкий вышли. Я же перевел дух. Я понимал, что только что пережил самое настоящее помутнение разума. И Ольга спасла меня от верной гибели.
Происшедшая сцена немного успокоила меня, хотя почти не повлияла на мои чувства. Ненависть к Фрадкову жгла меня изнутри. Но теперь у меня уже не было желания немедленно расправиться с ним, и я мог более или менее трезво размышлять. Да. я никогда не прощу ему смерть этого замечательного человека и постараюсь отомстить за нее. Но при этом вовсе не обязательно гибнуть самому. Этот толстый боров не заслужил, чтобы его гибель была бы оплачена столь дорогой ценой.
Я сидел в своем кабинете и просто смотрел перед собой, но при почти ничего не видел. В голове не было ни единой мысли, ничего я и не чувствовал, Во мне все то ли застыло, то ли атрофировалось. Внезапно раздался звонок. Я поднял трудку и узнал голос секретарши Кирикова.
— Петр Олегович, просит зайти вас к нему.
Только этого мне и не хватало, мысленно чертыхнулся я. Никакого желания видеть кого-то из этого дьявольского дуэта я не испытывал. Но идти пришлось.
Я еще ни разу не видел Кирикова таким подавленным. Обычно вежливый, веселый, любезный он выглядел совершенно понурым, как после сильнейшего похмелья. Он вяло пожал мне руку и пригласил сесть. Я было хотел спросить: что с ним, но затем решил воздержаться от вопроса.
— У меня к вам будет необычная просьба, — проговорил он, не смотря на меня и думая о чем-то своем. — Я хочу написать статью. Вернее, попросить ваше замечательное перо сделать это, ну я уж только подпишусь. Вы не возражаете?
— Нисколько. За это и получаю зарплату.
Теперь он посмотрел на меня.
— Тем лучше.
— Но о чем статья?
Кириков встал и прошелся по комнате.
— Это должна быть необычная статья. Об этике в бизнесе.
Честно говоря, я даже не поверил своим ушам.
— О чем? — переспросил я.
— Об этике в бизнесе, — повторил он с какой-то странной настойчивой интонацией, словно пытаясь убедить прежде всего самого себя. — Меня давно беспокоит этот вопрос. Бизнес по самой своей природе обязан быть этическим. Иначе долго он не просуществует, он поглотит самого себя. Незаконными методами можно создать империю, но вот удержать ее в течение длительного промежутка времени не удастся. Рано или поздно она окажется разрушенной. Вы согласны с моими доводами? — Кириков пристально и в тоже время, мне показалось, с некоторой опаской, посмотрел на меня.
— Да, согласен.
Однако он, кажется, уловил в моем голосе нотки сомнения.
— Я вижу, что у вас есть возражения.
— Да нет, возражений особых у меня нет. Просто зная современную практику не понаслышке, а отчасти изнутри, я как-то сомневаюсь, что эти принципы реально можно воплотить в жизнь, По крайней мере, в ближайшее время.
— В чем-то вы правы, даже во многом правы. Но это не снимает с повестки дня данный вопрос, а наоборот, делает его еще более актуальным. Так долго не может продолжаться. Иначе однажды нам всем наступит конец. В конце концов, речь идет о чувстве самосохранения. И я хочу, чтобы меня бы услышали. Кто-то должен первым огласить этот призыв.
Кириков снова сел. Он по-прежнему выглядел расстроенным. Не связано ли это такое его настроение с убийством Подымова? Как и вдруг возникшее желание поговорить об этике в бизнесе. Кажется, что-то творится не ладное с этим человеком. Даже деньги не в прок, когда совесть не чиста.
— Вы беретесь за такую статью? — спросил Кириков.
— Разумеется, это же задание.
— Я не хочу, чтобы вы воспринимали это в качестве задания. Мне кажется, что вам тема эта близка. Я бы и сам написал, но точно знаю, что у вас лучше получится. Это должна быть статья, которую стала бы обсуждать вся страна. И особенно в деловом мире.
Не имеет ли он в виду в первую очередь Фрадкова, мысленно предположил я.
— Хорошо, я напишу статью.
— Спасибо. Попрошу вас, не откладывайте.
Я все больше убеждался, что Кириков не в ладу со своей совестью. И с помощью статьи хочет заставить ее замолчать. Я, конечно, ее напишу, только вряд ли это лекарство ему поможет. Тут нужны совсем другие, гораздо более сильные средства.
Я вернулся в своей отдел и сообщил о полученном поручение. Мои слова произвели разное впечатление на моих сотрудников. Я видел, что Ольга была почти что в шоке, она смотрела на меня недоверчивыми глазами, будто это первоапрельская шутка. Но сегодня был совсем другой месяц и другое число. Потоцкий же почти откровенно ухмылялся, он-то не хуже меня знал, какую мораль исповедует руководство концерна.
Я усмехнулся про себя и посмотрел на Потоцкого.
— Игорь Игоревич, вам предоставляется уникальный шанс проявить свои выдающиеся способности журналиста. К завтрашнему дню я жду от вас набросок статьи. А ее окончательный вариант писать уже буду я.
Я видел, что мое предложение не вызвало у него никакого энтузиазма. Я же злорадно смеялся про себя. Пусть покорпеет, может, в процессе работы над статьей у него хотя бы ненадолго проснется совесть. Хотя особенно уповать на это не стоит.