Стажёр заметно воспряла духом, даже улыбнулась. Не перехвалить бы.
— Да, ещё. Ежели затрещину дам при случае, не обижайся. На устные замечания времени может и не хватить.
— Да, пожалуйста, вообще не вопрос, — Хип задорно откинула чёлку и улыбнулась. — Мне не привыкать.
— Вот и ладушки. Двигаем.
Добрались без приключений, и безопасная тропа, как всё хорошее в жизни, закончилась. Впереди виднелись дорожная насыпь, мост и сразу за ним Верхнее Коржино. Даже отсюда я ощутил, какая тяжёлая, мёртвая тишина царила в заброшенном селении. Нехорошее это место, гиблое, и, прежде чем входить в деревню, нужно посидеть и хорошенько подумать. Не торопись, сталкер, обожди лишние двадцать минут, разглядывая проваленные крыши, откинувшийся на бок трактор, чёрные джунгли исковерканных Зоной яблоневых садов. Представляй, как идёшь мимо гнилых бревенчатых стен, слушай, как потрескивает под ботинком прошлогодняя трава. И ожидай морозного дуновения между лопаток.
Так. Мысленно прошёл мимо поваленного телеграфного столба. Первый дом. Второй. И тут ёкнуло под ложечкой, и я почувствовал высыпавший на лбу ледяной пот. Нельзя туда идти. В тени бывшего сарая-дровяника смерть, от чего, не знаю и не берусь даже угадать, но то, что она там, уверен. Интуиция для сталкера — вещь жизненно необходимая. Нет её, значит, не спасут тебя ни сканер, ни самый лучший костюм. Так… а если в обход? И вновь прострелило холодком. В обход тоже нельзя.
— Лунь…
— Нишкни, Хип. Тихо.
Спокойно, Лунь, медленно, без горячки. Теперь заходим со стороны моста…
У всех, кто достаточно долгое время пробыл в Зоне, просыпается особое чутьё, которое сложно описать на словах. Звериное начало, прикрытое налётом цивилизации и мирно дремлющее до поры, постепенно начинает диктовать свою стратегию выживания, ибо всё, к чему оно стремится, чего желает — уцелеть любой ценой. Человеческое сознание слепо и глухо по сравнению с инстинктами, доставшимися гигантским опытом бессчётных поколений от слизистого комка в первобытном океане до сутулого примата, впервые схватившего палку. И важно не мешать этим инстинктам, научиться мыслить иным сознанием, в котором нет места словам, а только звукам, картинкам, запахам, сбросить на время всё то, что многие ошибочно считают человеком.
Маршрут в Верхнее Коржино к старому барскому пруду стал примерно ясен только через полчаса. Чутьё сталкера вещь хорошая, но не абсолютная, и потому следует настроить сканер на широкополосный формат и переложить из рюкзака в карман комбеза гайки с короткими отрезками марли или пучком магнитофонной плёнки. Теперь можно самым малым вперёд.
— Хип, лучше будет, если ты пока останешься здесь.
— Почему?
— Там очень гнилое, страшное место.
— Здесь, без тебя, мне будет страшнее.
— Хорошо. Порядок движения прежний.
Первая гайка, взмахнув марлевым хвостом, скакнула к краю асфальтированной дороги. Правильно, хорошо пролетела, и упала тоже как надо. Сканер мигал зелёным. Подойти, поднять и запустить дальше на семь метров, к бетонному мосту через мелкую, гнойно-зелёную речку. Как в детстве, не наступать на трещинки в асфальте и перешагивать стыки плит. Легла гаечка нормально. Озоном не пахнет. Лицо не греет, как от дальней печки. Не шевелятся волоски на руках. Лёгкий озноб — это протестует, сопротивляется инстинкт глупому желанию человека, но вяло, в фоновом, так сказать, режиме. И — вот оно…
Гайка на полпути вильнула в сторону, ударилась о бетонный бордюр и вдруг исчезла, злобно взвизгнув, как рикошетирующая пуля. Разлетевшийся в клочья бинт ещё можно было заметить — белые короткие росчерки, исчезнувшие за обочиной. Воздушная «плешь». Разлеглась, скотина, в кювете, и ведь не на земле, а незримой плёнкой над глубокими ямами с какой-то тёмной гадостью на дне, и попробуй ты её заметь… я достал из кармана следующую гайку. Размахнулся. Знакомо ёкнуло под ложечкой, очень сильно ёкнуло, даже дыхание перехватило. Нельзя гайку кидать. Просто нельзя, и всё тут. Сканер, сволочь, моргает зелёненьким. Сломался он, что ли?
— Назад, Хип, — я даже не узнал свой голос. Плохо, очень плохо в Зоне возвращаться по своим следам, но другого выбора нет. — Очень медленно назад… стоп.
Пот холодными змейками пополз по спине, заливал глаза. Руки тряслись в крупном треморе, как у алкаша с солидным стажем. Подышать, глубоко, размеренно, успокаивая разбушевавшееся сердце. Что же меня так напугало в оставшихся до моста трёх метрах серого, потрескавшегося асфальта? Ведь нет там ничего, чисто, но стоит только подумать о них, этих метрах, как вновь окатывает холодом, и кожа покрывается крупными пупырышками.
— Слышь, Лунь? — шепот Хип — что там было? У тебя на голове волосы вверх встали, и до сих пор не опустились…
— Там была капитальная задница, Хип.
— Это где гайка взвизгнула?
— Чуть дальше.
На мост мы не попадём. Очень жаль, сам мост как раз красивый, без дряни, но не пройти по нему, хоть тресни. Придётся под мостом лезть, и не скажу, что мне это нравится. Может, забить на этот чёртов пруд, и фиг с ними, с премиальными? А что, заманчивая мысль…
Врёшь, сталкер. Не за деньгами ты туда пошёл, и даже не ради раскосых глаз Гюльчатай. Это вызов, противостояние тебя и Зоны, и как хорошо понимаешь в этот момент альпинистов, зачем-то карабкающихся на высочайшие вершины планеты. Нет, Зона, шалишь, дойду я, дойдём, точнее. Но позже, когда поднимется солнце и станут короче тени от трухлявых домов. Почему-то именно тени внушали мне страх, что-то плохое было в этих тенях.
Найдя «палестинку» — относительно чистое, безопасное место в Зоне, — я скомандовал привал. С этой «палестинки» над речным обрывом отлично просматривалось Верхнее Коржино, река, бугристые, раскоряченные стволы безлистных «баобабов» за деревней, мёртвый жёлтый тростник болотистой поймы. Ещё дальше, у стены уродливого леса и выбегающей из него асфальтированной дороги, висела в воздухе гигантская аномалия, обозначившая себя перевёрнутым отражением деревьев, брошенного комбайна и бетонного скелета недостроенного коровника. Прямо под миражом медленно вращался по часовой стрелке вздёрнутый в небо ржавый бронетранспортёр, и жадно тянулся к нему оборванными проводами анкер высоковольтной линии, согнувшийся, словно в вежливом поклоне, перед мощью чужой, неведомой силы. Давно крутится под аномалией машина, очень давно, со времён Второй Катастрофы, когда спешно и бездумно бросили на «ликвидацию последствий» военные части, и до сих пор страшно думать о том, сколько сотен, а может, и тысяч человеческих жизней поглотила бездонная пасть Зоны. И поглощала до тех пор, пока тугодумы наверху не сообразили, что ликвидировать этот сюрприз человечеству вряд ли получится. И обнесли тогда Зону колючкой, поставили вышки и заборы из железобетона, и тогда же появились первые сталкеры, погибавшие нещадно, пачками, если не от армейской пули, то от аномалии. И всё равно лезли, даже иногда возвращались. Никто уже не знает, кто из тех, вернувшихся, притащил из Зоны первый артефакт, и что это было, и в какие руки ушло. Ходили слухи, что это была пустяковина вроде «банки» или «камня зари», но многие сталкеры утверждали, что это был настоящий, заветный Артефакт, чуть ли не осколок самого Монолита, который вроде бы был, да потом вышел весь. Причудливо переплетается быль Зоны с легендами, и не поймёшь, где правда, а где выдумки, тем более, что правда зачастую была куда фантастичнее плодов скупого человечьего воображения.