Я вдруг поймал себя на том, что негромко рассказываю Хип свои мысли и воспоминания, и та слушает жадно, сидя по-турецки на сухой траве и забыв про намазанную сгущёнкой галету. Стареешь, Лунь, а ведь был когда-то таким же зелёным, правда, было мне в начале сталкерской карьеры не восемнадцать, а двадцать семь. И в первую самоубийственную ходку пошёл один: никто из бывалых не взял учеником или хотя бы простой отмычкой. Теперь вот сам стажёра по Зоне таскаю, совсем стал большой да важный…
Майн гот, а ведь через неделю мне уже тридцать два, и ровно пять лет и одиннадцать месяцев топтания Зоны! Ёкарный бабай! Следующую за этим «открытием» мысль я старательно отогнал от себя жёстким «нет», похоронил под грузом более насущных думок, но она ведь, зараза, выкопается, как зомби из могилы, и вновь начнёт нудить. Да и хрен с ней, с мыслью. Подумаю на досуге.
— Кислятина, — Хип разжевала две таблетки БАДУНа, запила водой, смешно наморщила носик. — Что это?
— Весьма пользительная штуковина, стажёр. Витамины, минералы, абсорбенты и прочее. Вам прописываю двойную порцию ввиду истощения и вероятного авитаминоза. Держи вот ещё. Глюкоза, это послаще будет.
Интересно, как бы это помягче сказать. С парнем бы таких проблем не возникло…
— А теперь, стажёр, раздевайся.
Хип колюче и как-то безнадёжно взглянула мне в глаза.
— Лунь…
— Хип, мне нужно померить тебя на радиацию. Поверь, это важно. Я же не знаю, где ты этот год бродила, счётчика я у тебя не заметил. Комбез твой, хоть и рваный, но экранирует, да и сам фонить может. До исподнего, стажёр.
Хип облегчённо выдохнула.
— А это подождать не может? И почему раньше не померил?
— Разговорчики, — я сделал строгое лицо. Не объяснишь ведь, что раньше мне было попросту начихать, схватила ли случайная знакомая дозу. Теперь же вряд ли избавлюсь от настойчивой думки, не нацепляла ли девка рентген, не пострадала ли здоровьем, а голова скоро нужна будет ясной и чистой от всего.
ДСУ, дозиметр сканирующий универсальный, был наряду с ПМК ещё одним чудом техники, разработанным учёными Зоны. Мог работать во множестве режимов, в том числе, засекать слабую остаточную радиоактивность облучённого либо нахватавшего радионуклидов человеческого тела. К ДСУ для этого прилагалась специальная насадка в виде присоски с круглым серебристым диском внутри, и разъём для подключения к ПМК.
Хип тем временем выскочила из бесформенного комбинезона, и я невольно залюбовался стройной длинноногой фигуркой в мужском белье — драной майке и широких семейных трусах в цветочек. Ах ты, чёрт, по-настоящему красива Хип, что уж тут.
— А ничего другого не было! — с обидой в голосе сказала девушка, видимо, по-своему расценив мой взгляд на мужское исподнее. Точнее, на то, что двумя холмиками приподнимало майку.
Так, отставить взгляды, сталкер Лунь, а то как-то совестно получается по отношению к стажёру. Начинай замеры.
Как заправский врач, орудуя сканером, словно стетоскопом, я прослушал, а, точнее, просмотрел на экране ПМК зелёные столбики уровней, сроки давности и колонки цифр. От души отлегло. Хип набрала за год не больше, чем обычный житель Москвы за три. Вот уж не думал, что скажу «Свободе» спасибо. Не такие уж они и отморозки, грамотно место для базы выбрали.
— Одевайся. Умница, Хип. Всё чисто.
Осталось сделать фоновый контроль. Подняв ДСУ, я уже на автомате покосился на экран. Были у меня в заветной стальной коробочке, зашитой в пояс, две ампулы «Жизни». Бесценная вещь, страшная редкость в Зоне эта синенькая влага, конденсирующаяся иногда на старых костях погибших людей и мутантов. Просто вода, аш два о, но что-то превратило эту воду в эликсир, мгновенно гасящий любую дозу радиации и уничтожающий все последствия облучения как у человека, так и у монстра. И рождались иногда у лизнувших «Жизни» слепых собак нормальные щенки с глазами и обычной собачьей внешностью. Но редко это было, ох, как редко. Я вдруг понял, что если бы сканер показал беду, то стало бы в коробочке на одну ампулу меньше. Да что с тобой делается, Лунь? Совсем дурак стал? Что тебе эта Хип?
«А то, Лунь, что это, возможно, твой билет. Билет из Зоны за Периметр» — подсказал услужливый рассудок. Очень даже может быть, что вылеплю я из девчонки толкового сталкера себе на смену, и тогда НИИ выправит мне все нужные бумажки да корочки и отпустит на все четыре. Прощай тогда, Зона.
Водилась за учёными одна гнилая особенность. Быстро сообразив, что от одного опытного сталкера зависит работа десятка лабораторий, институтское начальство крайне неохотно расставалось с людьми, долго топтавшими Зону. Прямых запретов на выезд, естественно, не было. Просто сталкеру, решившему бросить ремесло, намекали, что он, по сути, «уголовный элемент», заработавший минимум несколько хороших сроков. И ладно бы только это. Всегда можно было сбежать, не нашли бы. Но куда? Наличности мало, документов, как правило, нет, жилья обычно тоже. Бомжевать никому не хотелось. Крепкая была хватка у людей, курирующих Институт.
Да только сталкеры тоже кусаться умели. Драконовские законы получили жестокий отпор: Институт несколько недель не получал материала, брошенный кем-то в окно «жорень» прожёг железобетон двух этажей и безнадёжно испортил генератор, а в домах учёных каждую ночь начиналась лёгкая паника — «ботаники» с ног сбились, пытаясь отыскать десяток крошечных «гнид», вызывавших дикие ночные кошмары. Учёные грозились вызвать военных, сталкеры отвечали, что пусть, только после этого лаборанты сами в Зону ходить будут. Учёные перекрыли поставки, сталкеры выпустили в канализацию ведро «дикой пены», вызвав фонтаны нечистот из всех институтских туалетов. Где, в общем, на сталкера сядешь, то там же и слезешь. «Ботаники» это узнали быстро. То, что вражда с Институтом невыгодна, понимали и сталкеры. От нас выступил Сионист с группой «стариков». Со стороны институтского начальства явилась делегация учёных. Переговоры длились часа четыре, по истечении которых обе стороны, переломав гору копий, пришли к некоторым компромиссам. В частности, сталкеру, решившему отойти от дел, никто больше не чинил препятствий. Оформлялись паспорта, заработанные деньги «без дураков» переводились на карточки надёжных банков или выдавались «налом», фемида с вздохом разочарования отворачивалась от «уголовного элемента». Сталкер, в свою очередь, готовил достойного преемника, способного в одиночку выполнить задание «ботаников». Если стажёр сдавал экзамен, то ты выходил за ворота Периметра новым человеком с безупречным прошлым, хорошим счётом в банке (если, разумеется, ты этот счёт обеспечил) и свободой идти на все четыре стороны. Как оказалось впоследствии, бывалые не очень-то и стремились уходить. Им куда важнее было чувствовать свободу от любой диктатуры, ту независимость, без которой немыслим любой сталкер. Вопрос в том, были ли мы хоть когда-нибудь по-настоящему свободными? Если честно, то нет. Сталкер зависел всегда: от барыг, почти безнаказанно обдиравших до нитки; от своих «коллег», среди которых попадались как настоящие люди, так и подонки; от приказа армейского начальства, выславшего усиленные патрули, колесящие вдоль безопасной «нейтралки». От поставок необходимых припасов зависело, будешь ли ты сыт сегодня или только через неделю. От простой удачи, наконец, зависела сама жизнь. Человеку свойственно иногда врать самому себе, и верить в эту ложь. И мы верили, потому что признаваться в правде было стыдно и неприятно. Вот и сейчас ты почти убедил себя в том, что расстался бы с ампулой «Жизни» в результате трезвого, холодного расчёта — сохранить свой будущий пропуск. Я решил, что в этот раз Хип к пруду не пойдёт.