— Боюсь, что так оно и будет, — Доктор печально вздохнул. — По-видимому, у вас там такое же болото, как и в тот день, когда я покинул кафедру экспериментальной медицины.
— И очень зря вы это сделали, профессор…
— Доктор!
— Простите, Доктор. Вы бы подумали над тем, чтобы вернуться. Ваши знания, опыт, они бесценны!
— Знания и опыт шамана? Да-да, именно так меня окрестил академик Смирнов, не удивляйтесь, статья в тридцать шестом номере «Докладов», почитайте на досуге. Да и что я там буду делать, скажите на милость? Научные методы, которые годились на Большой Земле, в Зоне просто неприменимы! А в чужой, да-да, теперь уже чужой для меня монастырь со своим уставом не ходят. С лестницы спустят в самом лучшем случае! В худшем на костёр, как еретика! У меня к вам встречное предложение, Скиф. Бросайте вы эту контору к чёртовой матери. Вы неплохой учёный, и одновременно опытный сталкер. Вы, в отличие от большинства кабинетчиков, ходите в Зону без сопровождения, часто и много. Рано или поздно вы всё равно придёте к выводам, за которые вас прибьют к позорному столбу. Тем более, что вы честный человек и молчать не станете.
— Я подумаю над этим, — кивнул Скиф. — Простите, Доктор, ещё один вопрос. Пусть наивный, но… Что такое Зона? Вы приблизились к разгадке?
Доктор достал из кармана трубку, покусал мундштук. Молчал он долго.
— Боюсь, что нет, коллега. До сих пор не знаю. Чем больше я изучаю… нет, не так, узнаю Зону, тем меньше её понимаю. Это сводит с ума. Иногда мне кажется, что мы задаёмся не теми вопросами. Что такое Зона, почему Зона, откуда Зона — это всё не то, не то… разве можно одному ребёнку ответить на вопрос другого такого же ребёнка — «А почему Солнце?» «А потому что светит». Знать бы правильный вопрос, друг мой…
— Да нужно ли пытаться это делать? — не удержался я от вопроса. — Доктор, вся проблема в том, что Зона, скорее всего, непознаваема в принципе. Нужно её просто принять, и научиться с ней жить. Честно говоря, я даже рад, что не удаётся разложить Зону по таблицам и графикам, объяснить её формулами и молекулами. Представьте, что какой-нибудь учёный доказал существование души, а потом взял, и перевёл её в двоичный код на компьютере. Не знаю, как вам, а мне бы было паршиво от такого открытия.
— Ну, ты, Лунь, ваще! — Кося усмехнулся. — Ты бы в Баре такое задвинул, момент по морде схлопотал.
— Слушай, Кося, — Хип нехорошо улыбнулась. — Ты человек, скажем так, словоохотливый, общительный. Историй много знаешь. А вот про то, как ты ранение получил, мы что-то пока не слышали. Расскажи, будь ласка!
— А… кгм, — промычал Кося, поскрёб вилкой остатки макарон с тушёнкой, откашлялся. — Чего там рассказывать. На Свалке ж это… бандюки попадаются. Отстреливался от них, ну, и получил пулю. Рикошетом.
— И давно это бандиты гайками стрелять научились? — поинтересовался Доктор.
— Какими гайками? — Кося покраснел.
— Обыкновенными. На двенадцать. Шаг резьбы полтора миллиметра.
— А… ммм… да…
— Ну, наш герой застеснялся. — Голос Хип был буквально напоен ядом. — Так и быть, я расскажу. Взял сталкер себе двух «туристов». Повёл их на Свалку. И у первого же «трамплина» начал показывать, как в аномалию гайки кидать нужно. Кидал, кидал, значит, хотя в «трамплин», к сведению, предметы кидать чревато. Ну, «трамплин», не будь дурак, сталкеру его же гайкой в лоб и засветил. Сталкер — брык, и валяется. С гайкой в черепе. Туристы перепугались, подхватили раненого, чтоб, значит, до поста донести, благо, рядом. Да, видно, сильно перепугались и пострадавшего уронили по дороге. Ручку бедный сломал.
— Ну, чего ты на человека налетела? — спросил я.
— А того, Лунь, что этот, с позволения сказать, человек в Баре про тебя такие истории сочинял, что и вспоминать противно.
— Пойду я, — Кося, красный как свежесваренный рак, поспешно встал из-за стола. — Чего-то голова разболелась. Полежу.
Доктор тоже встал и медленно подошёл к окну, отдёрнул занавеску и долго, молча смотрел на болото и темнеющее на глазах небо. Похоже, надвигалась гроза — молний видно ещё не было, но характерный свинцовый оттенок сплошных туч и ветер, уже посвистывающий в тростниках и поднимающий вихры сухих болотных кочек, говорили о том, что скоро грянет… Гроза в Зоне — это нечто. Сколько я их перевидал, а всё равно поражаюсь. Одни чёточные молнии чего стоят — вот, кстати, и первая протянулась серебристо-синим пунктиром между тучами, медленно, неохотно угасла, и тут же ей навстречу выстрелила широкая, ослепительно белая полоса, разветвившаяся целой кроной боковых разрядов. Не дай бог рядом с «электрикой» такую грозу пережидать — и в полусотне метров может достать «дуговая» или даже привычная «электра», мокрого места не останется.
— Интересная точка зрения на Зону, Лунь, — сказал, наконец, Доктор. — Я должен над ней хорошенько подумать. Может, действительно так — привыкнуть можно, понять — увы. Все исследования НИИ касались частностей: мутанты, аномалии, артефакты, Выбросы… сотни, если уже не тысячи удивительных, важных, любопытнейших, а всё равно частных открытий. В целостную, понятную систему сложить их ну никак не выходит. Стоит выделить закономерности, подтвердить их опытом, наблюдением, и тут — бабах! — Зона шутя ломает ещё вчера такую стройную и логичную теорию. А, ладно, потом…
Доктор махнул рукой, сунул в карман трубку и снова сел к столу.
— Что-то Пенка долго не возвращается…
— Может, случилось что? — предположил Скиф.
— С ней? В Зоне? Да вы шутите, мой друг.
— Видел я тут недавно группу «Долга». Как бы не нарвалась.
— Э, нет… я её насчёт людей предупреждал неоднократно. Почует — и на километр не подпустит. Я-то её знаю. А она почует, не сомневайтесь. Ага… ага. Так. Идёт. — Доктор достал ещё одну чашку и пакет молока из холодильника. — Понятное дело. Под дождём-то мокнуть никому не охота.
Скрипнула входная дверь, словно от ветра, и к столу неслышно, как призрак, подошло странное существо. Отдалённо оно напоминало излома. Очень отдалённо — единственное сходство с этим небезызвестным обитателем Зоны заключалось в длинной правой руке, свисавшей почти до пола. Не настолько, конечно, мощной, но куда более изящной. Впрочем, чтоб хребет сломать или башку кому продавить и такой ручки хватит. Видел я раз, как встретились излом и молодой, по всему видать, неопытный кабанчик. Молодой то он был, это да, но не подросток — двести с лишним кило в нём точно маялось. Да хоть бы и триста — большой шкаф громче падает. Взрослые кабаны зверюги, конечно, страшные, но и те от изломов держались подальше, понимали, что смертью пахнет от сутулой фигуры в длиннополом плаще. Этот не понимал. Бедняга. Должно быть, даже удивиться не успел — излом бьёт так, что не уследишь за движением. Помню я этого кабанчика. Рыло ему набок свернуло. Красиво так. Набекрень.
На этом сходство с изломом заканчивалось. Белая, как свежая извёстка, кожа. Вполне человеческое, даже странно красивое лицо — только нос и подбородок маленькие, почти миниатюрные, и глаза необычные — один очень большой, без белка и радужки, чёрный, бездонный, второй поменьше, я его в бреду и не замечал — чуть раскосый, в синеву отдаёт. Волосы — густые, прямые, цвета слежавшейся золы. Если глаза меня не обманывают, аккуратно подстрижены на уровне плеч. Над висками выступают заметные бугорки. Контролёр? Да, что-то есть…