– Ты кто таков будешь? – после некоторого молчания крикнули из укрытия.
– Я офицер царской армии, военачальник свободной Сибири, полковник Соболевский! Под моим командованием тысяча сабель! Триста человек здесь, со мной!
– Соболевский?! – подавленно спросил из окна приглушенный голос. – Чегой-то не слыхивали о таком…
Соломеев кивнул головой Андрею. Тот нажал на гашетку. «Максим» харкнул десятком патронов.
– Теперь слышал?! – усмехаясь, спросил командир.
Молчание. Вероятно, охранники не могут оправиться от шока. Наконец-то совладали с чувствами:
– Чего вам надо?
– Продукты, обмундирование, оружие, боеприпасы! Вы мне не нужны, можете убираться.
– А если не дадим, тогда что?
– За сопротивление – расстрел на месте! Предлагаю разойтись по-хорошему. Мы вас всех отпускаем, можете идти хоть сейчас, а нам остается все, что находится на заставе.
– Чегой-то мне твой голос шибко знакомый… – раздался другой, командирский баритон.
– Не имею чести знать! – усмехаясь, подлил масла в огонь Соломеев, узнав Василия Коробейникова.
– А что будет с ссыльными на острове?!
– Думаю, что они добровольно примут нашу сторону!
– Не сомневаюсь…
– Ну, так что? Выходи по одному с поднятыми руками! Оружие возле крыльца скидывайте!
– Дайте подумать!
– Никаких дум! – отрезал Соломеев и кивнул Адрею: тот выпустил еще одну очередь поверх крыши дома.
– Ну, будет… хватит! Идем уж… – наперебой заговорили охранники, выходя на улицу.
Спускаясь с крыльца, каждый бросал карабин или пистолет в снег, проходил на середину двора с поднятыми руками. Разоружение прошло быстро. Пьяная группа охраны Ломоватки слилась в толпу. Последним вышел Василий Коробейников, в ожидании замер рядом с подопечными.
– Все вышли? – грозно спросил Соломеев.
– Все тутака… в одной куче… – понуро ответил за всех Коробейников.
– Раз все, тогда окружай их, ребята! – скомандовал командир, первым выбираясь из тени.
Вслед за ним выехали верховые, окружили сдавшихся и, не сдерживаясь, смеялись над пораженными. Несмотря на вечерние сумерки, Коробейников различил на шапках кавалеристов красные звёздочки, а присмотревшись внимательно, узнал Соломеева.
– Эт-то вы, товарищ комиссар?! – едва выдавливая слова, бормотал он. – Что за шуточки?..
– Да, это я. А никакие это не шуточки, товарищ командир взвода! – рявкнул Соломеев, приблизившись к нему. – Вы что тут, думали, с вами в бирюльки играть будут? Чем вы тут занимаетесь? Спирт лакаете?! В свое удовольствие проживаете? Вас сюда зачем откомандировали? Позицию охранять или гулять?
Молчит Коробейников, выструнился, слова против сказать не смеет. Он знает Соломеева как отважного командира. Даже начальник штаба города Енисейска товарищ Кузнецов робеет перед смелым казаком. В прошлом году, в канун празднования тринадцатой годовщины Октябрьской революции, на общем построении полка, он долго пожимал ему руку, о чем-то заискивающе говорил, пристально вглядывался в лицо и предложил встать рядом.
Коробейников встречался с Соломеевым лишь единожды, весной, когда был назначен сюда начальником заставы. Напутствуя его в дорогу, он долго смотрел ему в глаза, крепко пожимал руку, объясняя поставленную задачу:
– Надо! Того требует время. Знаю, там тебе будет тяжело, но ты держись! Вот накажем кровососов, очистим нашу землю от отрицательных элементов, тогда заживем как люди! И не надо нам будет за кем-то следить! Мы вас будем всячески поддерживать. Скоро я сам прибуду на заставу, чтобы проведать ваши дела. Держись, мой дорогой товарищ! – и прижал его к себе по-братски крепким, долгим объятием.
Все, кто был тогда рядом и слушал трибунные речи бравого командира, улыбались, мысленно поддерживая Коробейникова и облегченно вздыхая: «Слава те… Спасибо, что не я еду в тайгу!»
Коробейников хотел верить, что это всего лишь слова и никто, кроме обозников, на заставу не приедет. Они будет жить там как отшельники, независимо и без должной защиты. Последнее обстоятельство его несколько тревожило: кто знает, а вдруг действительно нападут беглые белобандиты или взбунтуются ссыльные кулаки? Однако сказать слова против своего назначения не мог.
За соломеевцами закрепилась слава отряда-невидимки. Они могли выехать в ночь на задание, пропадать неизвестно где, появляться неожиданно в самых непредсказуемых местах и возвращаться тогда, когда их не ждали. В этом был секрет успеха: соломеевцы не знали поражения и не имели потерь в своих рядах. Наоборот, по окончании задания приводили арестованных белых офицеров и бандитов, скрывавшихся в лесах. Все, что происходило среди них, никогда не выходило наружу.
Строгий, требовательный, но справедливый командир мог доказать свою правду любому начальнику, старше его по званию. В прошлом году он посадил под арест вестового из управления только за то, что тот отказался ехать в ночь по заставам со срочным приказом, ссылаясь на долгую, многодневную поездку и усталость. В другой раз без согласия вышестоящего командира неделю водил за собой по тайге, с ночевками у костра штабного писаря, который перепутал в приказе названия деревень Огневка и Коневка, отчего отряд поскакал на задание в другом направлении. Был случай, когда у всех на глазах переодел комиссара по снабжению в старенькую, рваную шинель своего подчиненного, а тому отдал его полушубок и заменил рысака начальника штаба товарища Кузнецова на хромую кобылу.
– А как вы хотели проложить путь к коммунизму?! – орал он на построении, и никто не мог перечить ему даже взглядом.
Соломееву подобные поступки сходили с рук. Отдаленность от начальства, былая боевая слава, неограниченные полномочия сделали его неприкосновенным лицом во вверенном ему уезде. Проще говоря, все его боялись хуже черной оспы. В эскадроне гуляли слухи, что во время постоя у квартирной хозяйки сам Кузнецов заваривал и подавал ему по утрам на стол горячий чай.
И вот теперь он, командир взвода охраны, главное действующее лицо на боевом пункте, Василий Коробейников стоял перед Соломеевым, застигнутый врасплох, уличенный в безобразной пьянке, разоруженный и униженный. В какой-то момент он даже подумал:
«Пусть лучше меня сразу застрелит, чем терпеть такой стыд! Да… а если не застрелит, тогда трибунала не избежать. Вместе с кулаками отправят лежневку через болото класть. А там – верная смерть…»
Но Соломеев не спешил с расправой. Замкнув руки за спиной, он неторопливо прохаживался перед горе-воинами. Выдержав паузу, он глубоко втянул воздух, сердито нахмурил брови, посмотрел на своих бойцов: чуете?! Те презрительно кривили лица: как не чуять – давно носы воротим! Соломеев приказал охранникам по одному пройти мимо него, выискивая слабых желудком. Таких оказалось двое: инженер Махеев и Ванька Бродников. Соломеевцы громко хохотали над ними: