Глаза Лорелеи расширились:

– Ты говорил с отцом?

– Конечно. Мне надо было узнать, что тебе известно, а что не очень. В конце концов, странно рассказывать о драконах и учить взаимодействовать с ними, если ты не знаешь более простых вещей.

Акрин не хотел ее обидеть, Лорелея знала, но все равно поджала губы. Наверное, именно такой ее видит маг – да и все остальные. Юной девчонкой, выросшей на краю света, в уединенном замке отца. Знающей только вышивание и сплетни, а теперь ставшей связанной с драконом – как будто она знает, что это значит.

– Начинай, – сказала Лорелея.

– В Темное время по всем Семи землям верили в тех богов, которые окружали людей. Ветер, огонь, урожай, сила, охота. Они были понятны и просты. И жестоки. Но с лихвой воздавали тем, кто их почитал, пускай нередко и требовали кровавых жертв. Именно тогда люди уважали ведьм и ведунов, говорят, были даже те, кто мог разговаривать с духами – теперь таким искусством обладают только Девы ночного светила из этери, как Шайонара.

А потом из Сумрака явились другие боги. Часть из них оказались милосердны и добры, часть жестоки и беспощадны. Но никто из них не хотел уничтожать людей, потому что они существуют, пока мы в них верим.

По всем Семи землям появилось множество храмов и храмовников. И особая инквизиция, которая наказывает тех, кто, как считается, противоречит воле богов. Или связывается с демонами, жестокими созданиями Бездны, единственная цель которых – поглощать души людей.

– Бездна? – удивилась Лорелея. – Что это такое?

– Сумрак – пелена тумана далеко на севере, которая, согласно легендам, дает магию всем Семи домам. Бездна – ничто, черная дыра, обратная сторона Сумрака, которая существует нигде и везде одновременно. Впрочем, некоторые философы и маги полагают, что Бездна и Сумрак, на самом деле, едины. Но никогда не повторяй этого при храмовниках.

– Не видела их.

– Да, они распространены, в основном, в центральной части земель Семи домов. На севере еще сильна старая вера, а тут, на юге, люди, кажется, больше верят в себя.

– А ты?

– Что? – моргнул Акрин.

– Во что веришь ты?

– В себя, – улыбнулся маг. – И еще немножко в драконов.

Это был длинный день в замке Кертинара, но для короля он закончился довольно быстро.

Акелон увлекся бумагами, и только когда ночь подкралась настолько близко, что стало невозможно читать, он спохватился. И постарался как можно быстрее смахнуть бумаги с постели, часть водрузив на стол, часть попросту рассыпав. Он едва успел зажечь разгоняющие сумрак свечи, когда раздался негромкий стук.

Прочистив горло, Акелон громко сказал:

– Входи.

Шайонару окутывали полупрозрачные ткани, так хорошо запомнившиеся Акелону. На ее запястьях и щиколотках покачивались бубенчики, а рассыпанные по плечам волосы прошивали тонкие косы. Ткань толком не скрывала ее обнаженного тела, показывая длинные узоры округлых татуировок, будто бы составлявших причудливую карту на ее коже.

Мельком Акелон подумал, неужели в таком виде Шайонара ходила по коридорам замка? Но девушка шагнула ближе к свету свечей, и больше в голове короля не осталось разумных мыслей.

– Ты так прекрасна!

– Это все – для тебя, мой король.

Он подхватил ее и, развернувшись, усадил на стол. Пальцы Шайонары, будто крылья неведомой бабочки, пропорхали по его лицу, остановились на губах.

– Сегодня чудесная ночь, мой король. Глаз Великого Жеребца полностью раскрыт и смотрит на нас со звездных небес.

Обхватив Акелона ногами, Шайонара притянула его к себе и поцеловала, пока руки короля гладили ее тело сквозь тонкую невесомую ткань. Внезапно она отстранилась и аккуратно начала расстегивать его рубашку. Акелон стоял спокойно, он знал, что Шайонаре нравится его раздевать.

– Ты помнишь обряд со скорпионом?

– Конечно. Такое сложно забыть. На вкус он был отвратителен и горчил. Я думал, это яд, и скоро умру.

Шайонара рассмеялась:

– Ты же знал, что после огня в нем нет яда.

– Это этери так сказали.

Рубашка упала к ногам Акелона, Шайонара развернула его спиной к себе. Он услышал, как тонко звякнула бутылочка, и удивился про себя, где же девушка могла ее прятать. А потом плеч Акелона коснулись руки Шайонары, по его спине потекло масло, неторопливо втираемое.

– Обряд со скорпионом – обряд силы. Ты сам должен поймать его и убить. А потом съесть его тело, запеченное в углях костра. И тогда его сила перейдет к тебе. Тогда ты сам станешь немного скорпионом, опасным и молниеносным.

Руки Шайонары пробежали по предплечьям Акелона, вновь вернулись к спине, и король понял, что это тоже не просто масло, а масло скорпиона.

– Всегда помни об этом, мой эли-тен-виар.

– Что это значит?

– Разделившие один дух.

Шайонара на миг отняла руки, снова налила немного масла и продолжила:

– Этери верят, что души людей встречаются из жизни в жизнь. А эли-тен-виар – это люди, разделившие один дух, навечно связанные узами, которые крепче, нежели семья, любовники или долг. И если они находят друг друга, это великое благо.

Пальцы прошлись по спине Акелона, скользнули ниже. Завязки поддались быстро и легко. Ноги девушки вновь охватили его бедра, прижимая, ее руки ласкали его.

– Этой ночью Великий Жеребец смотрит на нас с одобрением, – губы Шайонары шептали в ухо Акелону. – И что бы ни случилось завтра и дальше, этой ночью мы принадлежим только друг другу.

Зарычав, Акелон развернулся и в едином порыве уложил Шайонару на стол, крепко сжимая ее запястья. Он хотел ее здесь и сейчас, на бумагах, которые еще полчаса назад представлялись важными. И в пламени свечей ему послышались удары барабанов этери, как когда-то, при их очередном странном обряде, где он овладел Девой лунного светила на глазах у всего племени.

И снова ему казалось, что ритмичные движения и стоны сопровождают первозданные и дикие удары барабанов.

13

Трактирщик сразу понял: что-то в этом незнакомце не так. Он полировал тут стол целых двенадцать лет, и мог многое сказать о человеке, стоило тому переступить порог. И в этом проходимце явно было что-то нездешнее – нездешнее и опасное.

– Мне нужна информация, – без лишних предисловий сказал он.

– Ой какой борзый! Может, готов и золото предложить?

– Нет, не готов. Есть кое-что поважнее.

Трактирщик не заметил единого неуловимого движения, как будто незнакомец просто взмахнул рукой. Но вот он уже держит трактирщика за грудки одной рукой, в другой зажат кинжал, упирающийся под ребра. Но хуже всего другое. Выражение лица незнакомца оставалось таким же спокойным, а в его глазах застыла тишина. Та тишина, которая окутывает в Сумраке после смерти.