Даже если этот проныра набрался смелости одурачить полицейского, самое большее, что он сможет из меня вытянуть, — это десять франков. Могу себе позволить, у Рамона расценки не в пример выше.
К тому же паровик уже прогрохотал по рельсам и скрылся за поворотом, можно и поболтать в ожидании следующего.
— Кто? Кто вам нужен? — заволновался паренек.
— Взглянешь на портрет? — предложил я.
Парнишка ужом извернулся на месте и отступил к проходу между домами.
— Не здесь, — округлил он глаза. — Если увидят — мне конец! Они убьют меня!
— Кто?
— Туги! — беззвучно выдохнул парень и попятился к проходу. — Пожалуйста, сахиб! Не на улице!
Я заколебался и вновь сунул руку в боковой карман пиджака. Меньше всего хотелось получить мешком с песком по голове и остаться без часов и бумажника. Но проход между глухими стенами домов оказался пуст, а опасения парнишки были вовсе не лишены основания. За жизнь полицейского осведомителя в подобных районах ни один здравомыслящий человек не даст и выеденного яйца.
Не вынимая руки из кармана с «Цербером», я шагнул в проход и толчком заставил паренька отойти вглубь переулка, где нас никто не мог ни подслушать, ни застать врасплох.
— Сахиб, я помогу вам, но мне нужны деньги, — ожидаемо начал клянчить парнишка. — Мне надо кормить мать и трех маленьких сестренок. Мы голодаем, сахиб!
— Поможешь мне — помогу тебе. Не бойся, не обману.
— Хорошо, хорошо! — закивал парень. — Показывайте! Я всех помню, всех-всех! Двадцать франков! Двадцать!
— Двадцать франков еще надо заработать, — проворчал я и полез во внутренний карман за рисунком.
Парнишка закатил глаза, словно не веря в свою удачу, и тотчас тишину переулка рассек резкий полушорох, полусвист.
Я резко качнулся в сторону, и желтый шелковый платок не сумел захлестнуть шею, налетев на запястье вскинутой в защитном жесте руки. Завязанный на конец грузик угодил мне в переносицу, в глазах на миг помутилось от пронзительной боли, но отдернутую назад удавку я не упустил, вцепился в нее и рванул обратно.
Невесть откуда взявшийся мужик, дородный и усатый, от неожиданности качнулся ко мне, получил лбом в лицо и рухнул на землю. Добить его помешал заманивший в ловушку парень. Он кинулся в ноги, сразу наткнулся на выставленное навстречу колено и отлетел к стене, но за этот миг мужик с разбитым лицом — бхутот?! — успел потянуть к себе платок-удавку.
Я шагнул к нему, и тотчас кто-то набросился сзади и повис на плечах, притягивая к земле. Тогда я резко согнулся и перекинул нападавшего через себя. Сброшенный со спины бородатый индус стремительно взвился на ноги; пришлось оттолкнуть его и развернуться боком, прикрывая карман с «Цербером». Но только я сунул руку к пистолету, и неожиданно сильный толчок под колени заставил опрокинуться на спину.
Очки слетели с носа, стены крутнулись перед глазами, я рухнул навзничь и встать уже не смог. Бородатый индус навалился на грудь, его напарник обвил руками мои лодыжки и скалился от натуги, не давая отпихнуть себя в сторону.
Не став извиваться в тщетных попытках сбросить с себя цепких будто обезьяны шамсиасов, я выдернул из кармана «Цербер» и упер его под кудлатую бороду давившего на грудь мужика. Выстрел хлопнул непривычно тихо, душитель отвалился в сторону, клокоча кровью в простреленном горле. Второй индус с ужасом взглянул на дымящийся пистолет, но никаких попыток спастись не предпринял. Пуля угодила в лоб и забрызгала вышибленными мозгами стену дома, а мне пришлось потратить драгоценное мгновение, чтобы вырываться из его хватки, теперь уже воистину мертвой.
В развороте я вскинул пистолет и поймал на прицел главного душителя, но руку дернули вниз за миг до выстрела, пуля угодила в землю. Тычком локтя я отбросил от себя очередного индуса — откуда они только берутся?! — распахнул пиджак и потянул хлястик кобуры «Штейра», и сразу бхутот резко взмахнул шелковым платком. Поднятое плечо не остановило румаль, он захлестнул шею, утяжелитель на конце со всего маху ударил по горлу, и голову в один миг заполонило звенящее сияние.
Помощники душителя немедленно навалились на меня и прижали к земле, лишая подвижности и не позволяя достать пистолет. Удавка впивалась в шею все сильнее, сияние в голове становилось ярче и ярче, каким-то невероятным образом обращаясь при этом непроглядной чернотой.
Я умирал и с бешеной скоростью падал во тьму. Несся навстречу с самим собой, но тот, другой я, вовсе не собирался расставаться с жизнью.
Меня скрутила судорога, затрещали суставы, полыхнули безумной болью сухожилия. Губы туго обтянули оскаленные зубы, левая рука забугрилась мускулами, пальцы удлинились, ногти вытянулись, превращаясь в когти хищного зверя.
Давивший на грудь усатый индус даже вскрикнуть не успел, когда я ухватил его за шею и стиснул пальцы, легко смяв гортань. Хрустнуло, ногти проткнули кожу и глубоко вонзились в чужую плоть, изо рта убийцы выплеснулась темная кровь. И это словно удесятерило мои силы. Отпустив безжизненное тело, я ударом наотмашь отшвырнул от себя бхутота, а потом небрежным тычком каблука откинул и его последнего помощника.
Удар ботинком в грудь не сумел успокоить молодого индуса, он накинулся на меня с кулаками, и в приступе безумной ярости я ухватил его за грудки и со всего маху швырнул о стену. Стукнуло, хрустнуло, и крепкий парень повалился на землю с разбитой головой.
А вот главный душитель оказался хитрым лисом, он все понял правильно и бросился наутек, но зверь внутри меня не собирался отпускать его живым. Не собирался отпускать живым никого.
Меня переполняли ярость и азарт хищника, я сорвался с места, намереваясь порвать бхутота голыми руками, и тут же огнем вспыхнули давным-давно набитые на кожу религиозные символы и молитвы, тело разбил паралич, а земля скакнула навстречу. Лицо со всего маху ударилось об нее, хлюпнул рассаженный нос. Боль пронзила с головы до ног, обвила всего тончайшей сетью невидимых лезвий, рассекла на куски и собрала заново, но собрала уже немного иным.
Силы схлынули, я вновь стал человеком, а не зверем. Левая рука отнялась, пальцы распухли, из-под почерневших ногтей начала сочиться кровь. В голове кузнечными молотами отдавались неровные удары сердца, перед глазами все расплывалось в нерезкую серую хмарь, а кости будто раздробили, поломав каждую как минимум на несколько частей, так что малейшее движение причиняло нестерпимые мучения.
Привстать на одно колено получилось, лишь собрав в кулак всю свою волю. Скрипнув зубами от боли, я вытащил из кобуры «Штейр», снял его с предохранителя и большим пальцем отвел назад спицу курка. Затем поймал на прицел спину бежавшего по переулку душителя, задержал дыхание, и сразу раскатисто хлопнул выстрел.
Отдача сильно подкинула пистолет и едва не выдернула его из занемевших пальцев, но я попал. Бхутота словно молотком в спину ударили, он зашатался, перешел с бега на шаг и оперся на стену, чтобы не упасть. На боку по белой ткани рубахи начало быстро растекаться кровавое пятно.