Я киваю.
– Он так и сказал. – Это не то, что он сказал, но то, что я уже знала.
– Так когда же вы, ребята, сошлись? – Она пытается говорить бесцеремонно, но я знаю, мой ответ важен для нее. Она старается поймать меня на чем-то.
– Совсем недавно, – отвечаю я.
– Как недавно? – требует она.
Я сглатываю.
– Прямо перед началом учебы, – говорю я ей. Разве мы с Питером не решили, что именно такая история будет?
Глаза Женевьевы начинают блестеть, и мое сердце сжимается. Я ответила неправильно, но уже слишком поздно. Трудно не попасть под ее чары. Она из тех людей, которым хочешь нравиться: знаешь, что она может быть жестокой, ведь видел ее жестокой. Но когда она обращает на тебя внимание, хочется, чтобы это продолжалось. Отчасти из-за ее красоты, но есть еще что-то… Что-то, что привлекает внимание. Думаю, это ее открытость – все, о чем она думает или что чувствует, написано на ее лице. А если даже и нет, то в любом случае она скажет, потому что всегда говорит, что думает.
Теперь я понимаю, почему Питер так долго любил ее.
– Думаю, это очаровательно, – произносит Женевьева, а потом девушки начинают разговаривать о каком– то концерте, на который они пытаются достать билеты. Я же просто сижу и радуюсь тому, что не придется больше говорить, и гадаю, как обстоят дома дела с кексиками. Надеюсь, папа не передержит их в духовке. Нет ничего хуже, чем сухой кекс. Девушки переходят к обсуждению костюмов на Хэллоуин, так что я встаю и направляюсь в ванную. А по возвращении нахожу Питера: он сидит в кожаном кресле, пьет пиво и разговаривает с Гейбом. Мне некуда присесть. Мое место на диване заняли. И что мне теперь делать? Секунду я просто стою, а затем решаюсь на это – делаю то, что сделала бы влюбленная в Питера девушка. Делаю то, что сделала бы Женевьева. Я марширую прямиком к нему и плюхаюсь на его колени, будто на свое законное место.
Питер вскрикивает от неожиданности.
– Привет, – произносит он, поперхнувшись пивом.
– Привет, – отвечаю я. А затем слегка щелкаю его разок по носу, как делала девушка в черно-белом кино.
Питер ерзает в кресле и смотрит на меня, сдерживая смех. Я начинаю нервничать: щелкнуть парня по носу – это ведь романтично, да? Затем краешком глаза я ловлю пристальный взгляд Женевьевы. Она что-то шепчет Эмили и высокомерно выходит из комнаты.
Успех!
Позже я наливаю себе вишневую колу и вижу Женевьеву и Питера, разговаривающих на кухне. Она что-то говорит ему тихим, но настойчивым голосом и прикасается к его руке. Он пытается смахнуть ее руку, но она не отпускает.
Я настолько очарована, что даже не замечаю, когда ко мне подходит Лукас Крапф с бутылкой «Бад Лайт».
– Привет, Лара Джин.
– Приветик! – Я испытываю облегчение, увидев знакомое лицо.
Он стоит рядом со мною, прислонившись к стене.
– О чем они спорят?
– А кто их знает? – говорю я, улыбаясь загадочной улыбкой. Будем надеяться, что обо мне. Тогда Питер будет счастлив, что наш план наконец-то сработал.
Лукас манит меня пальцем, чтобы я подошла ближе. Он шепчет:
– Ссора – не очень хороший знак, Лара Джин. Она означает, что тебе по-прежнему не все равно. – От него пахнет пивом.
Хм. Женевьеве, очевидно, по-прежнему не все равно. Питеру, должно быть, тоже.
Лукас нежно похлопывает меня по голове.
– Просто будь осторожна.
– Спасибо, – отвечаю я.
Питер вышагивает из кухни и говорит:
– Ты готова ехать? – Не дожидаясь моего ответа, он уходит, его плечи напряжены.
Смотря на Лукаса, я пожимаю плечами.
– Увидимся в понедельник, Лукас! – говорю я и устремляюсь за Питером.
Он все еще зол, я вижу это по тому, как он поворачивает ключи в замке зажигания.
– Боже, она сводит меня с ума! – Он настолько взвинчен, что энергия волнами исходит от него. – Что ты ей сказала?
Я неловко поерзываю в своем кресле.
– Она спросила меня, с каких пор мы вместе. Я ей ответила, что как раз перед началом учебного года.
Питер издает стон.
– Мы переспали в тот уик-энд.
– Но… вы же тогда уже расстались.
– Да, так. – Питер пожимает плечами. – Все равно. Что сделано, то сделано.
С облегчением я пристегиваю ремень безопасности и скидываю обувь.
– Как бы то ни было, о чем вы двое сегодня спорили?
– Не беспокойся об этом. Кстати, ты проделала хорошую работу. Она так ревнует, что это просто убивает ее.
– Ура, – произношу я. До тех пор, пока она не убьет меня.
Мы едем по ночным улицам в тишине. Потом я спрашиваю:
– Питер… как ты узнал, что полюбил Женевьеву?
– Боже, Лара Джин. Почему ты задаешь подобные вопросы?
– Потому что я любопытна от природы. – Я опускаю его зеркальце и начинаю заплетать волосы на макушке. – И, возможно, это вопрос, который ты должен задать сам себе. Почему ты так боишься отвечать на подобные вопросы?
– Я не боюсь!
– Тогда почему бы тебе не ответить?
Питер замолкает, и я почти уверена, что он не собирается отвечать, но затем, после долгой паузы, когда мой вопрос еще висит в воздухе, он произносит:
– Не знаю, любил ли я когда-нибудь Женевьеву. Откуда мне знать, на что это похоже? Ради бога, мне только семнадцать.
– Семнадцать – не так уж и мало. Сотни лет назад люди женились в нашем возрасте.
Да, это было задолго до электричества и Интернета. Сотни лет назад восемнадцатилетние парни воевали со штыками и держали человеческую жизнь в своих руках! Они уже многое испытывали и переживали к моменту достижения нашего возраста. Что знают о любви и жизни дети нашего возраста? – Я никогда прежде не слышала, чтобы он так говорил, – словно его на самом деле что-то волнует. Полагаю, он все еще не отошел от ссоры с Женевьевой.
Я закручиваю волосы в пучок и фиксирую их с помощью заколки.
– А знаешь, на кого ты похож? Ты говоришь как мой дедушка, – заявляю я. – Ты увиливаешь, потому что не хочешь отвечать на вопрос.
– Я ответил на него, тебе просто не понравился мой ответ.
Мы подъезжаем к моему дому. Питер глушит мотор, что он обычно делает, когда хочет еще немного поговорить. Так что я не сразу выпрыгиваю из машины, а кладу сумку на колени и ищу ключи, хотя наверху все еще горит свет. Боже. Я сижу на пассажирском месте в черной «ауди» Питера Кавински. Разве не об этом мечтает каждая девушка из всей истории взаимоотношений парней и девушек? Не конкретно о Питере Кавински, или да, может быть, конкретно о Питере Кавински.