– В этом году сделаем разноцветные огоньки или белые? – спрашиваю я.
– Белые, – отвечает Китти. – Они элегантней.
– Но разноцветные огоньки необычней, – спорит Джош. – Они вызывают ностальгию.
Я закатываю глаза.
– Необычней, Джош? – И Джош приводит доводы в пользу разноцветных гирлянд. Мы начинаем с ним спорить, пока папа не вмешивается и не заявляет, что мы должны просто взять половину тех и других. И вот сейчас, наконец-то, ощущается, что между нами все нормально, теперь, когда мы снова пререкаемся как в старые добрые времена. Питер ошибался насчет Джоша.
Дерево настолько высокое, что почти касается потолка. У нас заканчиваются огоньки, так что папа отправляется в магазин за новыми. Джош сажает Китти к себе на плечи, чтобы она смогла поместить на верхушке дерева звезду.
– Я рада, что в этом году у нас огромная елка, – произношу я со счастливым вздохом, падая на диван и глядя на верхушку дерева. Нет ничего уютнее, чем зажженная елка.
Чуть позже папе приходится ехать в больницу, а Китти отправляется в гости к соседям, потому что они готовят смоурсы [36] в камине. Так что остаемся только мы с Джошем, чтобы все прибрать. Я убираю крючкообразные украшения обратно по разным пакетикам, а Джош складывает в картонную коробку украшения, для которых у нас не хватило места. Он поднимает коробку и задевает ею ветку дерева. Стеклянное украшение соскальзывает и разбивается.
Джош стонет.
– Джо-ош, – говорю я. – Я сделала его на уроке труда.
– Извини.
– Да ладно. Все равно это украшение не было моей лучшей работой. Я положила в него слишком много перьев. – Украшение представляет собой простой прозрачный стеклянный шар с белыми перьями и блестками внутри.
Я ухожу за веником, а когда возвращаюсь, Джош говорит:
– Ты ведешь себя по-другому рядом с Кавински. Ты знала об этом?
Я отрываю взгляд от разбитого украшения.
– Нет, не веду.
– Ты сама на себя не похожа. Ты ведешь себя… как ведут себя все девушки около него. Это не ты, Лара Джин.
Раздраженная, я отвечаю:
– Я веду себя точно так же, как и всегда. Что ты можешь об этом знать, Джош? Ты вообще едва ли был с нами. – Я приседаю и подбираю осколки стекла.
– Будь осторожна, – произносит он. – Вот, давай я сделаю. – Он опускается возле меня и протягивает руку к другому осколку. – Ой!
– Сам будь осторожнее! – Я наклоняюсь к нему ближе, стараясь тщательнее рассмотреть его палец. – Кровь течет?
Он отрицательно качает головой.
– Я в порядке, – а потом он добавляет: – Знаешь, что я не могу понять?
– Что?
Джош пристально глядит на меня, его щеки темно-красные.
– Почему ты никогда ничего не говорила? Если все это время ты испытывала ко мне подобные чувства, почему ты ничего не сказала?
У меня все тело напрягается. Я не ожидала этого. Я не готова. С трудом сглатываю и отвечаю:
– Ты был с Марго.
– Я не всегда был с Марго. Ты написала, что я тебе нравился даже раньше, чем я влюбился в нее. Почему ты просто не сказала?
Выдох.
– Какое вообще сейчас это имеет значение?
– Огромное. Ты должна была сказать мне. Ты должна была, по крайней мере, дать мне шанс.
– Джош, не было бы никакой разницы!
– А я говорю, была бы! – Он делает шаг ко мне.
Я быстро поднимаюсь на ноги. Почему он поднял эту тему сейчас, когда все опять вернулось на круги своя?
Тебя так и распирает. Ты никогда не думал обо мне в этом смысле. Ни разу. Так что не советую сейчас пытаться переписать историю, когда у меня кто– то есть.
– Не говори мне, что я думаю, – рявкает он. – Ты не знаешь каждой моей мысли, Лара Джин.
– Нет, знаю. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо. И знаешь почему? Ты предсказуем. Все, что ты делаешь, так предсказуемо. Единственная причина, по которой ты вообще говоришь мне это сейчас, потому что ты ревнуешь. И это даже не из-за меня. Тебя не волнует, с кем я. Ты просто испытываешь ревность из– за того, что Питер занял твое место. Он сейчас нравится Китти даже больше, чем ты.
Его лицо темнеет. Мы пристально смотрим друг на друга.
– Отлично! – кричит он. – Я ревную! Теперь ты счастлива?
А затем он резко придвигает свою голову к моей и целует меня. В губы. Его глаза закрыты, мои же широко распахнуты. И потом мои тоже закрываются, и на секунду, всего на мгновение, я целую его в ответ. Затем я отстраняюсь. И отталкиваю его.
С триумфом он произносит:
– Это было предсказуемо, Лара Джин?
Мой рот открывается и закрывается, но ни слова не слетает с губ. Я бросаю метлу и бегу наверх так быстро, как только могу. Я несусь весь путь до своей комнаты и запираю за собой дверь. Джош только что меня поцеловал. В моей гостиной. Сестра возвращается через несколько недель. И у меня есть мнимый парень, которому я только что изменила.
ЛУКАС ЖДЕТ МЕНЯ ПОСЛЕ ТРЕТЬЕГО УРОКА.
На нем сегодня тонюсенький галстук, рубашка с V-образным вырезом, а в руке – Читос. Он запихивает горсть чипсов в рот, и оранжевые пылинки оседают на его белой шее. Уголки рта кажутся тоже слегка оранжевыми. С полным ртом он говорит:
– Послушай, мне надо кое-что тебе сказать.
Я смеюсь.
– Не могу поверить, что я когда-то считала тебя благородным, – произношу я, сдувая с его рубашки крошки Читоса. – Что ты хочешь сообщить мне? – спрашиваю я. И краду несколько хлопьев из пакета. Когда он медлит, я говорю: – Лукас, терпеть не могу, когда люди заявляют, что им есть, что рассказать, и они просто молчат. Как будто люди хвастаются, что у них есть смешная история. Как бы просто поспеши и расскажи историю, а я уж решу для себя, смешная она или нет.
Лукас облизывает с губ сыр.
– Ну, ты же знаешь, я живу в том же районе, что и Женевьева? – Я киваю. – Прошлой ночью я видел, как Кавински выходил из ее дома.
– О-о. – Это все, что я говорю. Просто «о».
– При обычных обстоятельствах я бы не посчитал это таким уж большим делом, но есть кое-что еще. – Лукас вытирает рот тыльной стороной ладони. – В выходные Женевьева рассталась со своим приятелем из колледжа. Ты же понимаешь, что это означает, верно?
Я киваю, но внутри все онемело.
– Да… Подожди, что?
Лукас бросает на меня взгляд, наполовину полный жалости, на другую половину – нетерпеливости.