Нина повернулась и быстро пошла в спальню. Митя удивленно взглянул на маму и заплакал. Ему не было еще трех месяцев, он почти ничего не знал и, конечно, не знал слово «настроение», но почувствовал, что-то изменилось.
* * *
В Петербурге было два часа пополудни. В школах начинался шестой урок. В конторах, модно именуемых офисами, доедали ланч. В «Крестах» душили Сергея Борисовича Царева.
В камере, рассчитанной на пятерых, разумеется, сидело тридцать человек. Двадцать пять делали вид, что дремлют или по какой-нибудь другой причине не обращали внимания на то, действия оставшихся четверых.
Душить людей средь бела дня, даже в тюремной камере, не самое разумное занятие. Однако четверых понять было можно. Из малявы, поступившей полчаса назад в «Кресты», они узнали, что их новый знакомый Царев — пассивный педераст. Еще вчера Паркет и три его приятеля, называвшие себя ворами (и постоянно демонстрировавшие всем, что блюдут старые блатные законы), распивали с Царевым бражку, сваренную в примитивном кипятильнике из земляничной карамели. Еще вчера они закусывали бражку колбасой и шоколадом из царевской передачи. И вдруг, сегодня стало известно про увлечения их приятеля, веселого барыги Царева, ждущего суда после того, как «дурка» признала его вменяемым. Оказалось, что там Царев охотно выступал в роли девочки. Вот такая, блин, музыка!
— Я же с тобой, сука, из одного стакана пил! — Ревел Паркет, впившись ногтями в жирный подбородок Царева. — Как же ты, козел, раньше не сказал, что тебя опустили?
— Меня никто не опускал. — Хрипел Царев. — Я сам…
— А мне по барабану, сам ты на х… садился, или тебя опускали. Я с тобой и ел, и пил, и дружбу водил. Ты же, мразь, меня опетушил самого. И ребят, которые с тобой знались.
— Витя, — как можно спокойнее и увереннее сказал, точнее, прохрипел, Царев, — ну пил ты со мной из одного стакана, руку мне жал. Это уже не вернуть. Если и вправду тебе этим повредил, то заплачу. Я дам на волю знать и, кому надо, передадут пятнадцать тысяч баксов. Мало? Могу еще пятерку накинуть. Вам и с адвокатом будет проще, и подогреют вас здесь.
Самый молодой бандит — парнишка лет девятнадцати, никогда не державший в руках таких денег, вопросительно взглянул на главаря, не забывая при этом прижимать к полу руку Царева.
— Паркет, может, хватит с этого …? Он того гляди нагадит. Пусть даст деньги. Пять тысяч на брата — не из каждой задницы такое достанешь. Да и боязно его белым днем кончать.
Желая развить достигнутый успех Царев торопливо крикнул:
— Не пять на брата, а двадцатник каждому. И завтра же ваши смогут их забрать.
Это Царева и погубило.
— Как же ты, потный пидор, загремел в «Кресты», если тебе стольник тонн баксов вытащить без проблем? — Удивился Паркет. — Пока мы не захотели твою поганую душонку из тебя выпустить, ты про такое богатство и не распинался. Нет, с…, жить ты не будешь.
Царев хотел сделать своим убийцам еще одно, еще более выгодное предложение, но сил уже не хватило. На его голову накинули рубашку, на горле затянулось полотенце. В глазах Сергея Борисовича поплыли цветные полосы, в голове вольготно зашумел морской прибой. Сквозь эти звуки Царев отчетливо слышал одно повторяющееся слово. Потом, почти одновременно, понял: произносят фамилию «Царев» и полосы исчезли — приток кислорода к голове восстановился. Торжествующе-злобная рожа Паркета стала злобно-испуганной. Он торопливо массировал шею Сергея Борисовича, приговаривая: «мы только пошутили». Потом Царева поставили на ноги и почти вытолкали в дверь, прямо в руки надзирателя.
— Вот дурак. — Не глядя на Царева, равнодушно сказал охранник. — В суд же едем. Может, там тебя под залог освободят. Другие с толчка вскакивают, штанов не застегнув, когда их в суд везут. А ты в углу какой-то хренью занимался.
Сергей Борисович безнадежно брел по коридору, не слушая треп конвоира. Он не надеялся на очередное заседание — с такой статьей до процесса не отпустят. Гораздо важнее было другое — через пару часов предстоит вернуться в ту же камеру, к Паркету с компанией. После душной камеры и полотенца, чуть было не затянувшегося на шее, свежего воздуха вокруг было много, даже слишком. Царев, казалось, задыхался от переизбытка кислорода. Он плохо помнил, как машина выехала со двора, как прибыла в Дзержинский суд. Из знакомых Царев заметил в зале лишь адвоката. Сергей Борисович находился в полубессознательном состоянии, и в бодрствовавшей половинке сознания не было ничего кроме мыслей о камере, куда предстояло вернуться. Естественно, Паркет в этих мыслях занимал не последнее место.
… - Под подписку о невыезде и залог в пятьдесят миллионов рублей. — Донеслось до Сергея Борисовича.
Царев понял, что конвой вернется в «Кресты» без него. Только тут он потерял сознание.
Над ним хлопотал адвокат и какой-то незнакомый человек. Цареву стало легче, и он смог выйти из зала.
Окончательно Сергей Борисович пришел в себя уже на улице. Тот же незнакомцем стоял возле открытого «Вольво» и, улыбаясь, предлагал недавнему заключенному сесть в машину.
— Игорь Борисович, — представился он, — и глядя на недоуменный взгляд Царева поспешил добавить, — мы встречались три года назад у Даутова.
— Куда мы едем? — Спросил Царев.
— Отпраздновать главное событие этого дня, — улыбнулся вновь обретенный старый знакомый.
Планов на вечер у Сергея Борисовича, естественно, не было, поэтому он принял предложение. Родственники Царева не навещали, партнеры по бизнесу практически прервали контракты. Как же не отпраздновать свое возвращение в нормальную жизнь, тем более с человеком, который спас? А в том, что Царева вытащил именно Игорь Борисович, можно было не сомневаться. Оставалось самое малое: понять причину такой благотворительности.
Машина въехала во двор, весь сверкающий от электрических гирлянд, горевших круглые сутки. На козырьке над особняком позапрошлого века большими серебристыми буквами было выведено: «Коллегия». Швейцар, в парадной форме, как штаб-офицер, подошел к машине и подал руку Цареву, помогая выйти. Недавний заключенный сперва застеснялся своей одежды и давно небритого лица, но тут же понял, что для людей, прибывших в это заведение в кампании Игоря Борисовича, внешний вид не играл никакой роли.
Они прошли через два небольших зала и оказались в самом маленьком зальчике с двумя столами. Накрыт был только один и Царев не удивился, когда его спутник сел за него.
Перед Царевым лежало раскрытое меню и он удивленно вглядывался в перечень блюд. Так человек, проживший три года на полярной станции, смотрит на зеленую траву.
— Я предлагаю начать с чего-нибудь легкого. Пате де маршан. Вы согласны?
Сергей Борисович кивнул. Через минуту официант уже поставил на стол две тарелки и бутылку белого муската, заложенного в погреба Массандры во времена последнего генсека.
Царев знал, что после долго воздержания нельзя накидываться на вино. Поэтому он накинулся на паштет. Что же касается его собеседника, то тот не притронулся к холодному, а, отхлебывая глоток за глотком, вглядывался в гравюру на противоположной стене, деликатно делая вид, будто не замечает как его сотрапезник расправляется с паштетом.