* * *
… Итак, сейф был пуст — Светка обчистила его почти до последнего листочка. Владимир Иванович взвыл, еще раз выматерился. Все, ради чего он рисковал в эти последние годы, пошло прахом. Дернул его черт связаться с этой стервой, а потом с Даутовым, а затем с Царевым — ошибка на ошибке. Куда теперь деваться, как восстановить нажитое? Он не сомневался в том, что Светка теперь уже ни за что не расстанется со спертыми ею бумагами. Такой компромат на него, такое состояние! Акции-то он понаоформлял на всю ее родню, да на каких-то неведомых ему подружек Светланы. А как было иначе? Как еще, спрашивается, если в компьютеры Фонда госсобственности заносились данные обо всех покупателях, а госбезопасность с ментами и с налоговой полицией следили за всем рынком ценных бумаг? Кто приобрел, сколько, почем, на какие шиши? «Доверился, старый тупица», — клял он себя. Лишков остервенело вышвыривал из шкафов Светкины тряпки, на которые и была грохнута немалая часть презентов-гонораров, а потом все поехало, покатилось. Ну, станет он вновь скромненьким чиновником, примется ездить на работу на троллейбусе, прижимая к себе свой потрепаный портфель. А с Даутовым-то, с Даутовым как быть?
Весь ужас положения состоял в том, что Семеныч уже всерьез припер чиновника, разнюхав каким-то образом, как именно сумел он распорядиться полученной по «дружбе» информацией. Почему Лишков, этого не предусмотрел? Зарвался….
Вот и Даутов, объявившийся буквально на днях, так и сказал:
— Зарвался, Вовчик? Тебя предупреждали: играй только своими деньгами, картинку не путай. А ты что устроил? Теперь мне серьезные люди счета выставляют.
Семеныч назвал сумму, которой можно было бы успокоить этих людей — скорее всего, его же самого, раздосадованного упущенным процентом с Лишкова, слишком уж рьяно воспользовавшегося сведениями о намечаемой афере. Лишков уже был готов отдать эти деньги. Черт с ними — жизнь дороже. Но где он их теперь возьмет, коли Светка обчистила его, как шлюха последняя! Ладно, есть кое-что в зарубежном банке, принялся соображать он. Царев еще не выплатил долю по той операции — навязал, хитрозадый, прокрутку этой доли через банк Артурыча. Мол, к чему держать деньги мертвым грузом, деньги должны работать и прочая дребедень. Но как только напомнил он Цареву об этой доле, сразу после визита Даутова, Сергуня заюлил: погоди, сейчас не изъять, не возьмешь ли ты их ценными бумагами? Вон бумаг этих сколько было — и где они теперь? Ту-ту вместе со Светкой!
Ужас положения заключался и в том, что Даутов, кроме денег, потребовал и другой расплаты за услугу: теперь уже постоянного и прямого выполнения его указаний на аукционах. Господи, но всему есть мера! Ведь возьмут его в конце концов на крючок. И так кругами ходят, все ближе подступая — все эти службы экономической безопасности. Начнет он сейчас работать на даутовских бандитов — погорит, даже охнуть не успеет. А выхода только два, — мрачно осознавал Лишков. Или в «Кресты» его менты упекут, или бандиты в расход пустят. Кто же будет долго терпеть обремененного лишней информацией клерка? И в «Крестах» достанут — он ли не знал, как косит там смерть народ? Однажды ему показали сводку смертей: почему-то большинство арестованных умирали от сердечных приступов. От восемнадцати и старше. Словно одних гипертоников в клетки забивали. «Знаем мы эти приступы, — думал Владимир Иванович, — это как случайно упасть и головой о кирпич удариться. Раз, этак, восемь-десять подряд… Никто не допустит, чтобы дело его дошло до суда, а если при доказанной вине все результаты тендеров объявят недействительными, и бандюганы лишатся своей собственности-недвижимости»?..
Как ни прикидывай, как ни вычисляй, а Лишков сейчас был той фигурой, которую просто требовалось ликвидировать.
— Ликвидировать… — Беззвучно прошептал он, глядя на свое мертвецки бледное отражение в зеркале. — Не жилец я больше на этом свете…
Лишкова охватила паника. «Бежать, только бежать», — принялся причитать он, закидывая в первую попавшуюся сумку остатки бумаг, не спертых Светкой, загранпаспорт, кое-что из вещей. У чиновника была постоянно открытая виза в Финляндию. Рванет туда — потом разберется. Господи, осознал он с тоской, ведь и дом-то финский был записан на нее! Ничего не осталось — по миру пустила…
Собрав вещи, Лишков еще раз обвел взглядом комнату. Присел на дорогу, но тут же вскочил как ошпаренный: одна новая мысль вдруг пронзила его лихорадочное сознание. «Двойная подстраховка! Конечно, как же я не догадался»! — Чиновник сообразил, что это спасет его — в том случае, если возьмут прямо на границе, а почему бы и нет, если там могут быть предупреждены… Он сел за письменный стол, достал бумагу. Порывшись в ящиках, нашел и ручку. И, не секунды не задумываясь, вдруг принялся быстро записывать что-то на плотных белых листах. Строчки ползли вниз, загибаясь мелкими и неразборчивыми буквами, но Лишков не обращал на это внимания. Закончив, он еще раз пробежал глазами листы. Достал конверт, плотно сложил все написанное и, послюнявив, заклеил, надписав: «Прокурору Центрального района».
Окончательно успокоившись, Лишков подошел к зеркалу. Оттуда на него смотрел растрепанный старик с отекшим лицом, нависшим над помятой рубашкой со сбитым на сторону галстуком. Владимир Иванович одел пиджак, расправил плечи, положил конверт во внутренний карман и еще раз, оценивающе, посмотрел на человека в зеркале. «Ликвидировать»?! — Переспросил неведомого оппонента. Но закончить не успел…
На него вдруг навалилось тяжелое удушье. Лишков ощутил, как шею захлестывает тугая петля. «Володенька», — вдруг нежно и тихо сказал чей-то женский голос. Все закружилось перед глазами, чугунные тиски сжали голову и потянули вслед за нею ставшее вдруг невесомым тело в длинный, сияющий летним радостным светом тоннель. Грохнулось вдребезги зеркало. Чиновник рухнул на пол, вниз вмиг посиневшим лицом.
…Он ушел вправо с переворотом через плечо, одновременно выхватив оружие и выстрелив в темноту, в сторону вспышек автоматной очереди. Но, видимо, промахнулся: вторая очередь выбила искры из бетонки, на которую Ким успел упасть, у самой головы.
— Какой же ты настырный, братец, — чертыхнулся особист, — откатываясь в сторону спасительного кювета.
Во время движения он успел еще трижды выстрелить, держа пистолет в вытянутых над головой руках. Однако, не дооценил диверсантов и следующая автоматная очередь раздалась уже откуда-то сбоку, а третья — со стороны находящегося за спиной леска. Ким понял: это ловушка. Долго ему не продержаться и с оставшимися двенадцатью пистолетными патронами против трех умелых спецов с их арсеналом не выстоять.
А ведь группа была явно больше! Нападающие действовали слишком нагло, не удосужившись даже воспользоваться глушителями. Ким буквально всеми клеточками ощущал, что основные силы уже где-то на подходе к объекту. И остановить их никто не сможет.
Не сможет потому, что он, Ким Иван Анатольевич, капитан военной контрразведки КГБ СССР, не выполнил возложенных обязанностей, прохлопал террористов, занимаясь всякими пустяками, вроде выявления злодеев-солдат, делавших симпатичные брелоки из патронов.