«Надзиратель 3 квартала Адмиралтейской части Путилин и стряпчий полицейских дел Кельчевский, отыскавшие грабителей и двоих из них ДОВЕДШИЕ до чистосердечного сознания, удостоились по представлению начальства, Высочайшего одобрения Государя Императора»…
— И не уговаривайте меня, — замахав ладонью перед лицом Пьера, распалялся его собеседник, — вы понимаете, что такое предложение — элементарное ущемление прав свободной прессы!..
Пьер, сидя за столиком в одном из уличных кафе, внимательно слушал длинную тираду журналиста и раздумывал, когда же, наконец, тот прекратит придуриваться и назовет цену. Наведя по своим каналам справки об авторе статьи «Русская Изольда», сыщик понял, что это — человек без особых моральных принципов и ради сенсации, а ее лучше — денег готов продать хоть мать родную. Но в данной ситуации писаке требовалось создать некое подобие профессиональной порядочности, поэтому он и вкручивал мозги о правах. Пьеру надоело это словоблудие. Он, прервав собеседника, сообщил, что действует в интересах своих заказчиков — родственников погибшей девушки, которые пока хотят только выяснить, кто из домочадцев столь беспардонно выставил на всеобщее обозрение душевные переживания Климовой.
— Но, подчеркиваю, только пока. Потому, что если вы и дальше будете отказываться назвать мне имя и сообщить некоторые незначительные подробности вашей беседы (естественно не безвозмездно!), то я уполномочен обратиться в гражданский суд. А там мы поговорим и о достоверности распространенных вашей газетой сведений, и о вмешательстве в частную жизнь, и о компенсации морального вреда. Вам известно, что, прочитав вашу газетенку, отец этой русской покончил с собой? — А теперь представьте, какой редактор свяжется с вами после того, как газета возместит весь ущерб родственникам!
Пьер пристально взглянул в глаза журналиста и понял, что попал в точку: парень занервничал. Чтобы, наконец, дожать собеседника, Пьер еще раз пообещал ему сохранить конфиденциальность беседы и даже прилично заплатить за потерянное время. Автору статьи волей-неволей пришлось согласиться. Он рассказал сыщику, что некоторое время назад в редакцию позвонил неизвестный, судя по сильному акценту, иностранец, и попросил встречи с кем-нибудь из журналистов, обещая сообщить о «сенсационной» информации. Естественно, журналист, заинтересовавшись, пошел навстречу. Но не просто так. На всякий случай он прихватил с собой фотографа, попросив того на всякий случай незаметно подснять информатора. «Да-да, фотография у меня осталась, я ее случайно захватил с собой», — предупредил журналист вопрос Пьера и тот получил возможность еще раз убедиться, что хитрый писака заранее готовился к сегодняшнему торгу.
— Человек оказался из России, — продолжал между тем собеседник сыщика, — конечно особой сенсации в его рассказе не было, но он очень просил сделать публикацию в память о погибшей, говорил, что ей было бы приятно увидеть свой портрет в газете…
Пьер отметил про себя, что это «очень просил», скорее должно было звучать: «дал денег». Впрочем, никакого дела до чужих заработков сыщику не было и он, отдав журналисту несколько купюр по пятьсот франков, получил заветную фотографию.
Снимок был сделан профессиональной аппаратурой, поэтому узнать информатора автора статьи, сидящего в кафе, не представляло особого труда. Пьер уже видел похожее лицо на одной из фотографий, отщелканных Женевьевой и Валери у домика на морском побережье — это был один из русских бандитов, участвовавший в убийстве своих подельников. К сожалению, тот снимок был не очень удачный и предъявлять его для опознания было рискованно. А газетчики сработали хоть и не слишком высокоморально, но за то профессионально. Правда, у них и условия для съемки были лучше. Кстати, а как же величали того бандита? — «Бригадир». — Вспомнил сыщик и, распрощавшись с журналистом, поспешил в свое агентство. Там его ждал отчет о русских туристах, гостивших в Ницце и окрестностях во время похищения Климовой.
После происшествия на побережье Пьер справедливо рассудил, что все это дело рук русской мафии. Поэтому, чтобы установить, кто убивал Алексея и его клиентку, для начала следовало вычислить всех гостей из их страны. Правдами и неправдами за несколько дней подчиненные Пьера необходимые списки раздобыли. Конечно, они были не полными — некоторые туристы навещали Лазурный берег, обходя стороной многочисленные отели и ближайший аэропорт. Но, тем не менее, вероятность зацепить кого-либо из мелких исполнителей была. «А там, — думал Пьер, — свяжусь с питерскими коллегами, они помогут. Алексей же говорил при встрече, что у него есть друг в сыскном агентстве». Профессиональная память помогла вспомнить имя: «Николя Иванов» Да, точно Николя…
Вскоре Женевьева отправилась в Петербург, чтобы согласовать действия с фирмой Арчи и передать ему длинный список фамилий.
* * *
Бар «Застенок», безусловно, был тихим и уютным заведением. Откуда-то доносилась неназойливая музыка, не способная помешать беседе, но при этом избавляющая посетителей от гнетущей тишины. Столы, всего по четыре в каждом зале, напоминали обстановку кабинета прокурора прошлого века, когда лакеи временно отставляют бумаги и приносят обед высшим чинам. Недаром, каждый стол украшала бронзовая чернильница. Вокруг стен стояли шкафы из черного дуба, с полками, уставленными томами книг позапрошлого века. Трудно было представить, что в соседнем зале, а может и в этом, лет, этак двести шестьдесят назад, кроме упомянутой обстановки была и дыба, на которую время от времени поднимали очередного политического неудачника, не пожелавшего раскрыть рот без этой меры последнего увещевания.
Заказчик прихлебывал рейнское вино позапрошлогоднего розлива (ох, как оно было уместно здесь!), разглядывал на стенах портреты членов Правительствующего Сената и размышлял, в каком чине он сам и кто в таком случае его собеседник, который должен был прибыть с минуты на минуту. Себя Заказчик считал титулярным советником. Его же собеседник был, как минимум, генерал-прокурор. А встретиться они были должны, чтобы решить судьбу одного бесхозного королевства Северной столицы.
Еще три года назад «Транскросс» был обычным полуразваленным питерским предприятием, державшимся на плаву лишь благодаря остаткам былой роскоши старого госпредприятия, в результате акционирования которого и родилась новая фирма. Некоторое время положение кое-как спасали умело выклянчиваемые у правительства кредиты. Потом и они кончились. Однако новый Генеральный директор Даутов оказался способен на большее, чем перманентное обивание московских порогов. Конечно, дело было не только в его деловых качествах. Все больше западных партнеров убеждалось, что гражданская война в России так и не началась, волки по улицам не бегают и наращивали обороты. Все больше грузов пересекали финскую границу. Вот тут-то и стало ясно, что значит быть хозяином чуть ли не самого мощного городского транспортного предприятия. И, благодаря стараниям Даутова, немалая часть товаров, проникавших в Россию через «окно Петра», перевозилась именно трейлерами акционированного «Транскросса».
Однако, Москва, как известно, город очень ревнивый. Она всегда внимательно следит за любыми финансовыми успехами. И вот, партнеры из солидных столичных банков (там Даутову одно время приходилось бывать чаще, чем в Доме правительства) задумались: не лучше ли будет для всех, если «Транскросс» перейдет под московский контроль? Хотя, если говорить, положа руку на сердце, столь лакомый кусок привлекал не только банкиров — и без них охотников получать «дольку» от транспортников было предостаточно.