Кинг попятился, внезапно испугавшись гирлянды, и Леона вонзила шпоры ему в бока. Мистер Холмс поспешно повел Рэчел к ограде манежа. У меня во рту пересохло, и отказ от воды был наихудшим наказанием, которое я только могла придумать для себя в этот момент.
– Все хорошо, Кинг, – утешил его мистер Альбрехт, и уши Кинга повернулись к нему.
Мне было очень жаль этого коня: его хозяйка проявила жестокость из-за потери, которую он был не в состоянии осознать. Я щелкнула языком, и Кинг повернул голову ко мне, ища утешения. Впервые за все время, что я знала Леону, выражение ее лица было очень легко прочитать: мне не следовало побеждать. Я всем своим существом ощутила, что это конец.
В книгах это описывается как постепенное, медленное и болезненное осознание. Но я мгновенно поняла, что Леона хочет отомстить и не остановится ни перед чем. Я помешала ей достичь главной цели на данный момент, к которой она стремилась всей душой. У нее был последний шанс, но я его у нее отняла.
Однако я не раскаивалась. Я бы скорее умерла, чем проиграла. Я так хорошо ездила на лошади потому, что была бесстрашной. Я всегда производила впечатление на людей своей готовностью преодолевать слишком широкие и высокие для такой маленькой девочки препятствия. И сейчас я облизала свои растрескавшиеся губы и взглядом отыскала в толпе мистера Холмса. Он стоял возле ограды манежа, держа Декку за руку. Все смотрели на Леону, которая привлекла к себе всеобщее внимание тем, что вонзала в Кинга шпоры, приводя его в неистовство. Но мистер Холмс, как я и ожидала, смотрел на меня. Когда я встретилась с ним взглядом, он грустно покачал головой. Если бы в этот момент я могла вонзить в свое сердце нож и повернуть его там, я бы это сделала.
Вместо этого я, как послушная девочка, ожидала, пока Джетти, а затем Леона сделают круг почета, после чего под оглушительные аплодисменты, звучавшие в моих ушах как предупреждение, совершила его сама. Затем я ожидала, пока фотограф сделает снимок, ожидала, пока мистер Холмс вместе со своей семьей исчезнет в лесу. Я ожидала, пока меня поздравит толпа девочек, простивших мне мое ужасное выступление.
– Какая хорошенькая! – говорили они и по очереди касались шеи Наари.
Потом я шагом выехала из манежа, миновала конюшни и направила Наари в горы по тропе, которая несколько миль вилась по лесу, прежде чем вывести на большую поляну. Это была единственная тропа, которая не приводила обратно в конюшню. Она выходила на заброшенную шахтерскую дорогу, ведущую в Эшвилл. Во всяком случае, так говорили.
Я отпустила поводья и расстегнула гирлянду. Форзиции уже увяли, а флоксы помялись. Я бросила ее на траву на краю тропы. Я слишком жестоко поступила со своей лошадью и сделала это у всех на глазах. Но я об этом не жалела. Для подобных состязаний это действительно было слишком жестоко, однако же я победила.
Доехав до первой поляны, я спешилась. Воздух был такой колючий и чистый, что пощипывал мне горло, когда я вдыхала полной грудью. Наари уткнулась мордой мне в ладонь, проявив несвойственную ей ласковость. Я знала, что эта кротость обусловлена крайней усталостью и неуверенностью – она не понимала, где мы находимся, но я все равно была ей за это благодарна. Я положила ладонь на ее широкий лоб, обвела пальцем ее выразительный глаз.
Я была бесстрашна. Эта черта помогала мне в манеже, но оборачивалась против меня в жизни.
* * *
Я выбрала в шкафу Сисси, ломившемся от сшитых по последней моде тончайших шелковых и атласных нарядов, одно из ее платьев. Эти платья недавно прислала ее мама. Сисси это изобилие смущало, но, как по мне, переживать ей по этому поводу не стоило. Новые платья делали ее объектом зависти, а не презрения. Это было свидетельством того, что ей ничто не угрожает и что ее не выдернут из школы, как Леону. Я выбрала длинное вечернее платье, которое доходило мне до щиколоток.
– Тебе нужны бусы? – спросила Эва.
– Я так не думаю.
Я смотрела в зеркало, которое было слишком маленьким, чтобы я могла видеть всю себя. Мои волосы были грязными, потому что я не мыла их почти неделю, и все же выглядели густыми и тяжелыми, тускло отливая золотом. Я сделала шаг назад, чтобы осмотреть себя. Зеленый атлас облегал бедра. Мама сочла бы это неприличным. Лиф платья был тесным и обтягивал грудь. Я не могла понять, как это смотрится – странно или привлекательно. Лямки едва держались на плечах, и я не могла отделаться от ощущения, что они сползают.
Я снова надела мамины серьги. Впервые за все время моего пребывания в Йонахлосси на мне были украшения, способные конкурировать с украшениями других девочек.
Я ушла раньше остальных. Девчонки все еще делали макияж, надеясь, что миссис Холмс не заметит немного румян и пудру, светлую помаду. Мне макияж был не нужен, и я избегала Сисси. Я с трудом верила в то, что мне повезло незамеченной выскользнуть из домика. Я в приподнятом настроении пересекла Площадь и затерялась в толпе направляющихся к Замку девочек. Было семь часов вечера, и сгущающиеся сумерки смягчали наши черты. Холмсы стояли у входа, украшенного темно-синими и желтыми лентами, но я сохраняла спокойствие. Девочки были с ними и льнули к отцу.
Меня охватила грусть, не имевшая к нему никакого отношения: они были семьей, являвшей миру свое единство, несмотря на тайные проблемы и переживания. Внезапно я ощутила мучительный приступ ревности и тоску по брату. Я выпрямилась, поправила волосы и лямки. Какой будет наша встреча, когда она все-таки состоится? Будет ли Сэм рад меня видеть? Это казалось маловероятным.
– Наша чемпионка, – произнесла миссис Холмс.
Поскольку мистер Холмс стоял позади жены, она не могла заметить, что он смотрит в сторону.
– Спасибо, – отозвалась я, хотя она меня, собственно, не поздравила.
Я посмотрела на девочек. Они все не сводили с меня глаз, а Рэчел смотрела на меня особенно пристально.
– Вы рады тому, что вернулись? – мой голос звучал на удивление уверенно. – Соскучились по папе?
Девочки кивнули.
– У бабушки и дедушки было весело, – сообщила Сарабет.
– Очень весело, – эхом подхватила Рэчел.
– Они действительно отлично провели время, – кивнула миссис Холмс, – а я повстречала столько выпускниц Йонахлосси! – Она улыбнулась. – Вас очень много, и вы разъехались по всему Югу.
Я не сразу поняла, кто такие эти «вы», о которых говорила миссис Холмс, но, разумеется, теперь я была одной из потенциальных выпускниц Йонахлосси.
Вопреки моим опасениям, видеть их вместе было совсем не тяжело. Более того, я вздохнула с облегчением: я не разрушила семью Холмсов.
– Ну… – произнесла я и обернулась, якобы чтобы убедиться, что никого не задерживаю, а на самом деле чтобы не видеть, с каким спокойствием игнорирует меня мистер Холмс.
У подножия лестницы стояли Молли и Хенни. Молли что-то говорила, Хенни вполуха ее слушала. Я снова повернулась к Холмсам, сделала реверанс и проскользнула в дверь, которую открыли передо мной Доуси и Эмми. Я впервые видела их вместе, но сразу уловила сходство – в осанке, в том, как они держали голову, в быстрых и ловких движениях рук. Я улыбнулась сестрам, и Доуси улыбнулась мне в ответ. Эмми притворилась, что меня не видит.