– Не имеет значения. Она не спросит.
– Не спросит, – согласилась Сисси. – Она верит тебе, как и все остальные.
Ее голос сорвался.
– Миссис Холмс мне не верит. Она сразу меня раскусила, поняла, каков мой замысел. Она видит меня насквозь. – Я взяла Сисси за руку. – Прости.
– Да ладно. – Она отмахнулась, как будто пытаясь сказать, что с этим покончено, и этот ее жест навсегда остался со мной. В самые мрачные моменты жизни я вспоминала его, извлекая из потаенных уголков памяти. – Но с кем же я буду разговаривать, когда ты уедешь?
Этот вопрос навел меня на мысль, что мы всегда вынуждены от чего-то отказываться, чтобы получить что-то еще. Утратить одну любовь ради любви новой.
– Но Теа, я не понимаю, почему ты хочешь уехать домой, – помолчав, сказала она.
Я улыбнулась. Она попала в точку. Действительно, почему я хочу уехать домой? Своей семье я была не нужна.
– Я хочу помочь тебе, – ответила я. – И еще мой брат. Я должна увидеть брата.
Она кивнула.
– Но твоя репутация! Что подумают твои родители?
Я отвела глаза в сторону. Вот этого я боялась больше всего, но не могла сказать об этом Сисси. Я покидала это место с позором, хотя мне хотелось как раз обратного. Я хотела, чтобы родители меня любили. Но нет, они всегда меня любили, потому что я была их ребенком. Но я хотела снова им понравиться. А уезжая вот так, со скандалом, я не могла на это надеяться. Но лучше я, чем Сисси, у которой все еще был шанс. В глубине души я знала, что в маминых глазах мне терять нечего. Один скандал или двадцать – какая разница? Та Теа, какой я была раньше, испарилась, как утренний туман.
– Я думаю, что родители поставили на мне крест.
Лицо Сисси исказилось, и я подумала, что она снова заплачет. Она схватила меня за руку.
– Теа, это ужасно! Я никогда не слышала ничего ужаснее.
– Это не самое ужасное из того, что слышала я, – ответила я. – Есть вещи похуже. Я должна поступить правильно, Сисси. Я должна помочь своему брату. Я должна стать правильной девочкой.
Собрав свои вещи, что не заняло у меня много времени, я отправилась в лазарет. Девушка, работающая в кухне, имя которой мне было неизвестно, принесла мне ланч и обед. Всю ночь я ворочалась с боку на бок на жестком матрасе. Мне предстояло очень скоро увидеть родителей. И брата. Что им сообщили? Теперь я была плохой вдвойне – меня возвращали им за то же прегрешение, за которое они меня отвергли.
Дверь открылась – замка не было, и в первое мгновение я подумала, что это мистер Холмс пришел меня проведать, и очень обрадовалась.
Но силуэт в дверном проеме был девичий. Я села и включила лампу. Мэри Эбботт.
– Почему ты уезжаешь? – громко спросила она.
– Тс-с! Потому что я плохо себя вела. – Я вздохнула. – Тебе не стоило приходить.
– Но ты не вела себя плохо! – она подошла к моей кровати и опустилась на колени. – Я знаю, кто вел себя плохо.
У меня все оборвалось внутри. Я вспомнила ту ночь, когда лежала в постели Сисси, а Мэри Эбботт меня окликнула.
– Она не должна была так поступать. Она не должна была все время уходить по ночам. – Она помолчала. – Ты только на меня не сердись.
– Не буду, – помотала я головой. – Обещаю. Но ты должна мне все рассказать.
– Я не говорила миссис Холмс.
– Кому ты рассказала? – прошептала я ласково, как будто увещевала ребенка.
– Хенни, – широко раскрыв глаза, прошептала она. – Хенни.
– О! – Я вздохнула и откинулась на железную спинку кровати. – О!
– Она спросила! – начала защищаться Мэри Эбботт. – До нее дошли слухи. Все говорили об этом уже давно, а потом я увидела Сисси.
– В ночь танцев, – сказала я.
Она пожала плечами.
– Это было не один раз. Я знаю, куда они ходили. Я это давно знаю. Иногда я за ними следила.
Мэри Эбботт произнесла это с гордостью.
– Ты за ними подсматривала? – не веря своим ушам, спросила я.
Она яростно затрясла головой.
– Всего несколько секунд. Только чтобы убедиться, что Сисси ничего не угрожает. Я тоже ее люблю, – добавила она. – Как и ты.
Я кивнула, осмысливая эту новую для меня информацию. Собственно, не было ничего удивительного как в том, что Мэри Эбботт ходила за Сисси и Буном в лес, так и в том, что ее болтливость стала причиной разоблачения Сисси. Хотя это было сделано не со зла, как обычно бывает в таких ситуациях. Она была одинока. Вот и все.
– Ты плохо вела себя дома, верно?
– Да, – машинально ответила я. – Очень плохо.
Я почувствовала, что мои глаза увлажнились.
– О Теа! – воскликнула Мэри Эбботт. А затем она меня страстно обняла и прошептала мне на ухо: – Все хорошо, – и странное очарование этой встречи исчезло.
Я ее резко оттолкнула.
– Ой! – вскрикнула она и потерла плечо.
Она прижала руки к груди, как будто пытаясь защититься. А ей действительно было необходимо защищаться. Я в ней что-то такое заметила, какое-то отклонение, скрываемые потребности. Свое страстное желание она пыталась не показывать, но это у нее не получалось. Мэри Эбботт понятия не имела, как это делается. Она была очень похожа на меня. Я не могла быть к ней добра. Единственная разница между нами заключалась в том, что я не выглядела такой странной, как она.
– Лучше не быть странной, – произнесла я. – Лучше не выделяться.
Мэри Эбботт страдальчески поморщилась, но кивнула. Она потянулась к моей руке, и на этот раз я ее не оттолкнула. Она постоянно пыталась взять меня за руку. Но это было в последний раз.
– Будь осторожна, – пробормотала я. – Береги себя.
В тот вечер я нашла Сэма после того, как во всем призналась маме. Почти во всем. Я ни за что не рассказала бы ей, что мы с кузеном спали. Я считала, что поступила милосердно. Мне и в голову не пришло, что мне не поверили, что у нее было свое собственное представление о том, что произошло. Но, в конце концов, она ведь была права! Она была права в том, что мне нельзя доверять.
Когда я искала ее по всему дому и наконец нашла в саду за домом, где она обрезала розы, мне казалось, что, если я все ей расскажу, мне станет легче. Как же я ошибалась!
Сэм был в нашей бывшей детской. Он сидел по-индейски на голом полу и читал журнал. Когда я вошла, он покачал головой. Его глаза оставались остекленевшими, я это заметила, хотя в комнате царил полумрак.
– Включить свет? – спросила я, потянувшись к выключателю.
– Не надо.
Сэм перевернул страницу, и я увидела рекламу роликовых коньков, на которых ни один из нас никогда не катался.