– Лиам! Кэмпбелл сказал, что не убивал Меган.
Он ничего не ответил и посмотрел в сторону, туда, где его товарищи пили за свою победу. После недолгого молчания он сказал:
– Может, и не он ее убил. Правды мы никогда не узнаем. Но наши считают, что это он убийца, его судили и наказали по нашим законам. Кэмпбелл ее убил или нет, но козлом отпущения все равно бы пришлось стать ему.
– Еще он упомянул какого-то сержанта Барбера…
Лиам поморщился, потом слегка отодвинулся и посмотрел на меня с подозрением.
– Он говорил о Роберте? Роберте Барбере?
– Он сказал, что ты сразу поймешь, о ком речь.
– Если так, то это тот Барбер, который убил моего отца.
– Лиам, этот человек хочет убить тебя! И он знает, что скоро из Франции тебе привезут по морю оружие. Кто-то из наших – предатель…
– Не может быть… – выдохнул Лиам.
Мы прижались друг к другу, свернувшись калачиком. Он закинул на меня ногу, крепко обхватил меня руками. Я положила его руку себе на сердце и закрыла глаза. «Я тоже не смогу жить, если лишусь тебя, mo rùin!»
Ухнула сова, и стало тихо, если не считать раскатистого храпа спящих, потрескивания веток в костре да приглушенных голосов часовых. Одни только мертвые были безмолвны.
Рассвет выдался мрачным и туманным. Большой ворон каркал на крыше хижины – ни дать, ни взять перевоплотившаяся в птицу торжествующая фея Морриган [118] над полем битвы. Однако я смотрела на ворона, не испытывая и тени страха.
– Если и суждено тебе сесть на плечо Cuchulain [119] , то случится это не сегодня, – прошептала я едва слышно.
Птица какое-то время смотрела на меня своими маленькими блестящими глазками, потом каркнула и взлетела, раскинув длинные черные крылья. Я отвернулась и… увидела, что трое мужчин смотрят в мою сторону так, словно увидели нечто сверхъестественное. Я робко им улыбнулась. Все трое уважительно мне поклонились и вернулись к своему занятию.
Седьмого члена шайки нашли в лесу. Он попытался спастись бегством и умер, потеряв слишком много крови, поскольку ударом меча ему перерезало бедренную артерию. Тела павших завернули в пледы и погрузили на спины лошадей. «Mors ultima ratio», – подумалось мне, когда это мрачное зрелище предстало перед моим взором. «Смерть – последний аргумент». Ненависть, зависть, жажда мести – смерть знаменует конец всего, и души погибших наконец-то обрели мир и покой.
Чего нельзя было сказать о живых… Живые укладывали оружие погибших в свои седельные сумки, прятали в спорраны ценности, ранее принадлежавшие побежденным. Этот ритуал означал, что война закончилась и жизнь продолжается. Я прикусила губу, думая о том, что одна из причин, заставивших этих людей пойти навстречу смерти, – это ненависть. Кровь за кровь, проклятая душа в обмен на десять невинных душ… Может, теперь они думали, что отомстили за Гленко, тешили себя уверенностью, что справедливо наказали убийцу Меган. И все же чутье подсказывало мне, что в душе у них ничего не изменится. Охота закончилась, но предстоят другие. Эта земля будет жаждать крови снова и снова…
Наш похоронный кортеж разделился надвое: мужчины из Кеппоха отправились на юг, увозя с собой тела бандитов на их родину, в Гленлайон. Мы же повернули на восток со своим грузом, столь же безрадостным. В окрестностях Торланди уроженцы Лохила выбрали дорогу, которая вела в их родные места, а мы поехали дальше, в Карнох.
Я чувствовала себя больной и разбитой. Спала я плохо, часто просыпалась в поту и с исступленно бьющимся сердцем – мне снились сцены кровавых расправ и страшных сражений. Лиам тоже выглядел уставшим. Две ночи он не смыкал глаз, да и несколько тревожных часов, которые ему пришлось пережить по моей вине, ясно читались у него на лице.
Утром у себя на белье я обнаружила кровь – всего несколько капель, однако этого хватило, чтобы я всерьез разволновалась. Положив руку на живот, я закрыла глаза.
– Держись крепче, a mhic mo ghaoi l! [120] – прошептала я чуть слышно.
Лиам посмотрел на меня со странным выражением. Я почувствовала, что краснею. В его взгляде застыл немой вопрос.
– У тебя что-то болит? – спросил он после паузы.
– Нет, я в порядке, – ответила я и попыталась улыбнуться.
Возвращение в Карнох вышло грустным. Тело Нила мы отвезли к его матери, и вся деревня три дня оплакивала парня. А потом его похоронили на Eilean Munde рядом с его отцом.
За десять дней нашего отсутствия дома произошло множество событий. У нас появился новый жилец: маленький Робин принес к нам в дом Шамрока. Крохотный пушистый комок превратился в симпатичного черного щенка, который, виляя хвостиком, бегал по комнатам и путался у нас под ногами. Патрик успел пристроить к дому новый курятник – ему не улыбалась перспектива жить в одном помещении с курами. Шамрок с восторгом гонял кур вокруг дома, и те убегали прятаться к нашей соседке, которой приходилось то и дело прогонять непоседливого песика прочь от собственного курятника. Но самой большой неожиданностью стал роман между моим братом и Сарой… по крайней мере для Лиама.
Мы только что вернулись с Eilean Munde, и Лиам завел лошадей в конюшню, когда в пустом стойле он вдруг увидел… Сару, разрумянившуюся и с припухшими губками, которая спешно поправляла свой корсаж, а рядом с ней – Патрика, вынимавшего из своих волос соломинки.
Зрелище (на мой взгляд, весьма комичное) словно бы пригвоздило его к месту. Он несколько раз переменился в лице – сначала на нем ясно читалось изумление, потом – неверие, на смену которому пришла ярость.
– Это еще что такое? Сара, быстро в дом! – громыхнул он, указав сестре на дверь.
– Лиам, это не то, что ты подумал! – пробормотала она сконфуженно и медленно попятилась к выходу под разъяренным взглядом брата.
– Я приказываю тебе выйти! – резко бросил ей Лиам.
Девушка испуганно посмотрела на Патрика. Тот знаком попросил ее выполнить приказание брата, но Сара повернулась не к двери, а к… Лиаму.
– Я не обязана подчиняться тебе, Лиам Макдональд! – заявила она. – Мне надоело, что ты за меня решаешь, что мне можно делать, а что – нет! Я давно взрослая, к твоему сведению! Сначала ты запретил мне встречаться с Томом Стюартом, теперь…
– Том – бабник, ты и сама это знаешь! Это для твоего же блага! – прорычал Лиам в ответ на обвинения.
– Если говорить о Томе, то да, пожалуй, ты прав, – не сдавалась Сара. – Но что тебе не нравится в Патрике?