В общем, я оказалась в отличной компании. В многолюдный шумный город мы въехали с наступлением темноты. Поплутав по лабиринту улиц и переулков, мы остановились в прокуренном трактире, подкрепились колбасками, маринованной селедкой и пивом и провели ночь в обшарпанных, кишащих клопами комнатах.
Поиски ювелирной мастерской, в которой работал мой отец, начались с рассветом. Мы проехали по ирландскому кварталу Когейт и поднялись по Ройал-Майл, прежде чем отыскали ее на улочке Лоун-Маркет.
Два года прошло с того пасмурного утра, когда отец в последний раз поцеловал меня и подсадил в карету с гербом Даннингов на дверце. Больше года я не получала от него писем. Поначалу я писала ему раз в месяц, но ответа все не было, и я отчаялась. И вот сейчас, когда мне предстояло снова увидеться с отцом, во мне боролись противоречивые чувства. Я больше не была той наивной девушкой, безоговорочно ему доверявшей, которую он отправил в услужение к незнакомым людям. С тех пор много воды утекло, но я все еще злилась на него за то, что он отдал меня на растерзание этому старому развратнику. Подавляемые до поры до времени чувства вдруг всплыли на поверхность, и я застыла как вкопанная перед дверью в мастерскую. Лиам догадался, что со мной происходит, и взял меня за руку.
– Хочешь, я пойду с тобой?
– Нет, я в порядке, – соврала я. – Скажи, я прилично выгляжу?
И я поспешно разгладила складки на юбке. Я уже много дней не смотрелась в зеркало и пребывала в уверенности, что из-за долгого путешествия и недостатка сна выгляжу помятой, а под глазами у меня наверняка огромные черные круги. Лиам ободряюще улыбнулся и нежно чмокнул меня в лоб.
– Ты очень красивая, a ghròidh. Ты точно не хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Нет. Думаю, будет лучше, если я сначала поговорю с отцом сама. Мне нужно многое ему рассказать. Потом я тебя позову.
Я вошла в мастерскую под вывеской «Кармайкл, ювелирных дел мастер». Прошло какое-то время, прежде чем глаза мои привыкли к царившему в лавке полумраку. Здесь пахло пылью и плесенью – судя по всему, комнату редко проветривали. У меня стало легче на сердце, когда я наконец увидела отца. Он разговаривал с покупательницей, поэтому в моем распоряжении оказалось несколько минут, чтобы как следует его рассмотреть. Отец выглядел старше, чем я его запомнила. В черных волосах поблескивала седина, спина согнулась под тяжестью повседневных забот. Когда посетительница наконец направилась от прилавка в сторону входной двери, я сделала вид, будто рассматриваю эскиз, приколотый к стене булавкой. У меня вдруг закружилась голова.
– Чем я могу вам помочь, мисс?
Он с улыбкой посмотрел на меня, и вдруг лицо его застыло. Наши взгляды встретились, и уже в следующее мгновение передо мной был тот, кого я так любила в детстве, – тот, кто тихонько напевал мне длинные баллады у камина долгими зимними вечерами, кто приносил мне медовые пирожные с миндалем, когда я болела, и трижды целовал в нос, чтобы ушибленная рука или нога поскорее перестала болеть. Мой отец…
– Кейтлин! – дрожащим голосом едва выговорил он. – Ты ли это, моя маленькая Черная Буря?
– Папа!
Слова застряли у меня в горле, глаза застлала белесая пелена. Я бросилась к нему в объятия. Все мои горести вылились вместе со слезами, равно как и ожесточение, и злость, и обида, которые просыпались в душе, стоило мне вспомнить об отце. Я снова вернулась в семью, к тому, в чьих жилах текла родная кровь. Много минут прошло, прежде чем отец решился заговорить. Он легонько отстранил меня от себя, чтобы как следует рассмотреть. Глаза его сияли радостью, а руки, крепко сжимавшие мои пальцы, дрожали.
– Девочка моя, доченька! – проговорил он наконец. – Я уж было поверил, что никогда больше не увижу тебя!
Волнение душило его. Он смахнул слезы потертым обшлагом рукава.
– Я приехала, папа! И мне надо о многом тебе рассказать. Два года… Это, знаешь ли, большой срок!
– Два года… – прошептал он, опуская глаза.
И тут он увидел у меня на безымянном пальце кольцо.
– Обручальное? – спросил он чуть слышно, поднося мою левую руку к глазам.
Уронив обе моих руки, он с тревогой воззрился на меня.
– Ты вышла замуж?
– Да. Две недели назад.
– Две недели назад? – воскликнул он, удивленно вскинув брови.
Потом он внезапно нахмурился и посмотрел на меня вопросительно и тревожно.
– Скажи, тебя никто не принуждал вступать в этот брак?
– Нет, папа, – уверила я его с улыбкой на устах. – Мы любим друг друга так же, как вы с мамой.
Он снова взял меня за руку, осмотрел колечко уже как мастер и провел по нему подушечкой указательного пальца.
– Кладдах! Работа тонкая, дело рук хорошего мастера. А могу я узнать, как зовут человека, который похитил у меня мою дочь? – спросил он, внезапно посуровев.
– Лиам Макдональд.
– Макдональд? – повторил отец так, словно не мог поверить в услышанное. – Кейтлин, ты стала женой этого… этого человека, который, как говорят, зверски убил лорда Даннинга? Господи, дочка, что ты наделала!
– Пап, Даннинга убил не он! – в свою очередь повысив голос, заявила я.
– И ты поверила в его басни? Кейтлин, ты слишком наивна, этот человек, он…
– Я знаю, что он делал, а чего – нет, папа! Я это знаю, потому что я…
Я зажала себе рот рукой, чтобы не дать вырваться наружу ужасной правде. Стоит ли обо всем рассказывать отцу? Как посмотрит он потом на меня, свою девочку, которую он привык считать такой невинной, такой чистой? Между нами вдруг выросла стена, и я не знала, хватит ли у меня сил, чтобы ее преодолеть.
– Это не так просто рассказать…
Входная дверь распахнулась, и в мастерскую вместе с уличным шумом ворвался посетитель.
– Простите, но у нас закрыто! – заявил мой отец изумленному господину.
– Но ведь я…
– Придете завтра, сэр! Сегодня лавка уже не работает! – произнес он тоном, не допускавшим никаких возражений.
Посетитель уставился было на нас, потом буркнул что-то себе под нос и направился к выходу. Как только дверь за ним закрылась, отец запер ее на ключ, подошел к окну и выглянул на улицу.
– С кем ты приехала? – неожиданно спросил он.
– С Лиамом и двумя его товарищами, из его клана.
Сквозь грязное стекло отец явно что-то или кого-то с интересом рассматривал.
– И где он сейчас?
– Ждет меня возле мастерской.
Он повернулся ко мне. Глаза его округлились от изумления.
– Ты хочешь сказать, что этот великан в юбке, который стоит у моей двери, и есть твой муж?
– Это никакая не юбка, папа, и ты это прекрасно знаешь! В Белфасте было много шотландцев, да и в Эдинбурге они наверняка не такая уж редкость!