– Я слушаю вас, – сказал он, завершив осмотр, и кивком поблагодарил официанта, принесшего заказ.
Я обреченно вздохнул и приступил к описанию своей идеи, которая уже вновь начинала казаться мне полным безумием.
Вначале я собирался изложить все буквально в двух словах, так, чтобы у моего собеседника составилось только самое общее представление о том, что я задумал. Но, начав говорить, я понял, что общей схемой здесь не обойтись, и незаметно для себя перешел к детальному описанию своих мотивов.
Марин слушал меня внимательно, не перебивая. К тому времени, когда я закончил говорить, он съел мороженое и налил себе в стакан минеральной воды.
– Если бы я не разбирался в людях, то, пожалуй, решил бы, что вы сумасшедший, – сказал он. – И, не задумываясь, ушел бы. Это ж надо, придумать такое, – Марин, усмехнувшись, качнул головой, – помочь Шекспиру написать «Генриха Шестого»! Но, – Марин поднял указательный палец, – вам, господин Хвостов, можно сказать, повезло. В том смысле, что мне на моем веку доводилось слышать и не такое. А уж сколько всевозможных чудаков я повидал – вам даже и не снилось. К тому же мне кажется любопытной сама идея проверить, насколько велика у автора потребность создавать произведения и нельзя ли подменить ее простым переписыванием чужих рукописей. Поэтому я готов работать с вами, господин Хвостов.
Признаться, подобная постановка вопроса несколько смутила меня. Я рассчитывал всего лишь получить от Марина необходимый инвентарь. Да и задача, которую я ставил перед собой, отличалась от той, которую сформулировал Марин. Но, прежде чем я успел что-либо возразить, Марин достал из кармана электронный блокнот и начал составлять список всего необходимого, подсчитывая, во что это нам обойдется. Он говорил «нам», словно мы были равноправными компаньонами, а не покупателем и продавцом, встретившимися всего полчаса назад для того, чтобы обсудить детали заключаемой сделки. И похоже было, что Марину даже не требовалось моего согласия. Он вел себя так, словно у нас давно уже все было обговорено и оставалось лишь согласовать незначительные детали.
Вначале поведение Марина насторожило меня. Я даже начал подумывать, а не уйти ли мне подобру-поздорову, сославшись на то, что мне необходимо еще раз как следует обдумать свое принятое в спешке решение. Я остался лишь потому, что сомневался в возможности разыскать другого человека, способного обеспечить меня всем необходимым для осуществления задуманного.
Однако вскоре я убедился в том, что Марин в своем деле был истинным профессионалом, без содействия которого вся моя затея, скорее всего, пошла бы прахом. Марин обращал внимание на такие моменты, о которых я, если бы и вспомнил, то лишь тогда, когда исправить что-либо было бы уже невозможно.
Например, он сразу же спросил, когда мне была сделана инъекция универсальной вакцины и каков был иммунный ответ. Оказывается, при хорошем иммунном ответе вакцина действует не менее восьми лет, после чего непременно нужно провести тест и, в случае необходимости, повторить вакцинацию. Я не собирался заглядывать так далеко вперед, но Марин все же поставил меня в известность о том, что достать универсальную вакцину для него не проблема.
Я бы никогда не подумал и о репелленте, без которого, как заверил меня Марин, нечего и соваться в Средневековье, – заедят вши да блохи. Вместо аэрозольного репеллента пролонгированного действия Марин предложил использовать миниатюрные капсулы-распылители, которые изготовлял его знакомый со странным именем Пройдоха Шмульц. Капсулы нужно было вшивать под подкладку одежды и по мере необходимости давить пальцами. Марин уверял, что подобный способ защиты от паразитов хотя и может показаться несколько обременительным, но по эффективности не уступает тому, который используют Бюро по туризму и Департамент контроля за временем. Преимущество же его заключалось в том, что в случае задержки с возвращением в свое время, – а подобное в практике нелицензированных временных переходов, как заранее предупредил меня Марин, порой случается, – можно было не беспокоиться о том, что паразиты не дадут тебе житья, – знай дави себе капсулы с репеллентом.
Не вдаваясь в подробности, скажу, что и в дальнейшем мне ни разу не пришлось пожалеть о том, что я начал работать с Мариным. Возможно, у Департамента контроля за временем имеются к нему какие-то претензии, но лично я считал и продолжаю считать его человеком в высшей степени порядочным и, вне всяких сомнений, мастером своего дела. Кроме всего прочего, как мне стало известно в дальнейшем, Марин превосходно разбирается в искусстве. И, что также, на мой взгляд, немаловажно, – он не тот человек, который ради денег готов на все. У Марина имеется собственный кодекс чести, который он никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушает. Порою мне даже казалось, что контрабанда во времени для него не столько способ зарабатывать себе на жизнь, сколько своеобразный вид искусства, которому он отдается всецело и самозабвенно.
Первый заказ Марин, как и обещал, исполнил в течение недели. Обычную посылочную коробку принес молодой парнишка лет четырнадцати с выбеленными, словно у альбиноса, волосами. Когда я открыл дверь, он молча сунул посылку мне в руки и, не сказав ни слова, ушел.
В коробке находилась стопка серой, шершавой бумаги, несколько вороньих перьев, небольшой ножичек для их заточки, пузатая металлическая чернильница с крышкой и три флакона чернил. Все это были подлинные вещи, доставленные из 1589 года.
Я быстро освободил свой рабочий стол и выложил на него полученные предметы, каждый из которых брал в руки едва ли не с благоговением. Подумать только, эти вещи могли бы служить самому Шекспиру!
Поскольку я хотел, чтобы рукопись, которую я собирался передать Шекспиру, не вызывала никаких подозрений относительно времени ее создания, я счел необходимым написать ее подлинным вороньим пером. Но задача эта оказалась далеко не простой. Отыскав в одной из книг подробное описание этого процесса, я принялся за дело. Испортив пару перьев, я все-таки научился правильно их затачивать. Куда труднее оказалось освоить искусство облизывания пера перед тем, как опустить его в чернильницу. Это может показаться смешным, но, как сам я смог убедиться на практике, то, насколько ровно будут ложиться чернила на шершавую бумагу, в значительной степени зависело от того, правильно ли был обслюнявлен заточенный кончик пера.
На то, чтобы научиться как следует писать пером по грубой бумаге, изготовленной в конце XVI века, да еще и имитируя при этом угловатый и неразборчивый так называемый «секретарский» почерк, который в те времена практиковался в Англии, у меня ушло, если не ошибаюсь, дней десять или около того. После чего я приступил к самой работе.
С волнением и душевным трепетом снял я с полки переплетенный в искусственную кожу толстый том репринтного переиздания первого собрания сочинений Уильяма Шекспира, подготовленного и изданного в 1623 году Хеминджем и Конделлом, и перенес его на стол. Открыв пьесу «Генрих Шестой» и прочитав первые строки, которые и без того знал наизусть, я почувствовал, что на глазах у меня выступили слезы.