– Откуда у вас эта рукопись?
Непонимание, растерянность, испуг – все это одновременно увидел Шелуденко во взгляде Хвостова.
– Данная рукопись, вместе с остальным архивом Уильяма Шекспира, включающим в себя черновые рукописи тридцати девяти пьес, трех поэм и сонетов, попала к нам при довольно загадочных обстоятельствах. Но сейчас, услышав историю, которую вы рассказали, я полагаю, мы сможем разобраться с тем, что же произошло на самом деле, – инспектор отключил монитор и посмотрел на Хвостова сквозь легкое марево вертикального экрана. – Вы уверены, что не хотите ничего добавить к своей истории?
– Я рассказал все, что касается фактической стороны дела, – Хвостов непонимающе развел руками. – Если вас интересуют какие-то мои наблюдения или впечатления…
– Из вашего рассказа я понял, что вы передавали свои рукописи Шекспиру в запечатанном виде.
– Совершенно верно.
– И при вас он их не вскрывал?
– Нет.
– Свои пьесы он также отдавал вам в пакетах?
– Да.
– И вы никогда в них не заглядывали?
– Я открыл только последний пакет, в котором обнаружил рукопись «Карденио».
– Понятно.
Инспектор вновь постучал пальцами по столу.
– В чем, собственно, дело, инспектор? – Хвостов всплеснул руками. Жест этот выражал недоумение, но одновременно и раздражение. – Я признался во всех правонарушениях, которые совершил. Если вы собираетесь предъявить мне еще какие-то обвинения…
Не закончив фразу, Хвостов сделал жест рукой, который можно было истолковать следующим образом: давайте, инспектор, шейте мне свое дело, я теперь на все согласен!
Шелуденко усмехнулся.
– Я, господин Хвостов, пытаюсь снять с вас хотя бы часть обвинений из тех, что вы так старательно сами на себя навешали.
Хвостов вновь развел руками, на этот раз совершенно растерянно.
– Марин был прав, когда говорил вам, что Департамент контроля за временем непременно заинтересуется таинственным исчезновением рукописей Шекспира. Наши агенты в прошлом проявили немало усердия, пытаясь приобрести рукописи шекспировских пьес и у самого автора, и у хозяев театральных трупп, ставивших его вещи. Увы, все их попытки закончились безуспешно. В лучшем случае им удавалось найти копию, сделанную для театра кем-то из переписчиков, в которую Шекспир внес своей рукой какие-то незначительные исправления. Мы уже почти смирились с тем, что рукописи Шекспира потеряны навсегда, когда неожиданно к одному из наших агентов подошел на улице человек, поинтересовавшийся, не желает ли он приобрести полный архив рукописей Шекспира. Быть может, это было простое совпадение, но произошла эта встреча 23 мая 1616 года, – ровно через месяц после смерти великого драматурга. Так же следует отметить, что незнакомец не продавал отдельные рукописи, а только весь архив целиком. Чтобы агент был уверен в том, что его не пытаются одурачить, незнакомец вручил ему по одной, последней, странице каждой пьесы. После чего, назначив место и время новой встречи, удалился. Экспертиза полученных агентом страниц подтвердила, что они действительно написаны рукой Шекспира. Из всего этого можно было сделать вывод, что мы имели дело не с одним из местных жителей, к которому случайно попал архив Шекспира, а с предприимчивым человеком из нашего времени, который каким-то образом заполучил рукописи и к тому же знал, кому их можно продать.
Не стану останавливаться на деталях операции, в результате которой архив Шекспира оказался в Департаменте. Скажу только, что попытка вычислить и арестовать правонарушителя, незаконно завладевшего бесценными рукописями, успехом не увенчалась. Тот, кто предлагал рукописи Шекспира на продажу, оказался далеко не новичком в деле торговли древностями. На протяжении всей этой истории нашим агентам пришлось иметь дело с тремя разными людьми, которые вели с ними переговоры о продаже. В конце концов, когда владелец рукописей пригрозил, что в случае, если все его условия не будут приняты, он уничтожит рукописи, генеральный инспектор Отдела искусств принял решение о покупке архива.
Я не могу назвать вам сумму, которая была уплачена Департаментом неизвестному владельцу архива Уильяма Шекспира, но замечу, что она была весьма внушительной.
Следует отдать проходимцу должное, он до конца вел себя честно. Получив деньги, он тут же указал место, где спрятан архив, из которого не пропало ни единой странички. Все это были черновые рукописи Шекспира, позволяющие отследить весь процесс работы автора над текстами. И, между прочим, среди них оказалась рукопись пьесы «Эдуард Третий», принадлежность которой перу Шекспира до последнего времени вызывала сомнения…
– Не может быть! – едва ли не с возмущением перебил инспектора Хвостов. – Я не передавал Уильяму текст «Эдуарда Третьего»!
– Насколько я понял, вы ограничились лишь теми пьесами, что вошли в издание Хеминджа и Конделла, – с улыбкой заметил Шелуденко.
– Я считаю это издание наиболее авторитетным! – с гордым и независимым видом вскинул подбородок Хвостов. – Пьесы, отсутствующие в первом издании, я воспроизвел по последующим: «Перикл» и «Троил и Крессида» – по третьему изданию «ин-фолио» 1663 года, «Два благородных родича» – по второму изданию Бомонта и Флетчера 1673 года. Во всех трех изданиях пьеса «Эдуард Третий» отсутствует!
– И поэтому вы решили отказать Шекспиру в авторском праве на эту пьесу, – все так же с улыбкой заметил Шелуденко.
– Я…
Хвостов внезапно запнулся. Подбородок его дернулся так, словно в горле у него застряла кость.
Инспектор тут же протянул ему стакан с водой, но Хвостов сделал отрицательный жест рукой.
– Я не занимался установлением авторских прав, – изрек он, совладав наконец с эмоциями. – Я передавал Уильяму те пьесы, по поводу которых у меня лично не возникало никаких сомнений.
– А я полагал, что отмерить размеры того или иного дарования способен разве что только господь бог, – инспектор даже и не думал скрывать иронии.
Лицо Хвостова пошло багровыми пятнами, а губы, напротив, побледнели.
– Инспектор, я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши насмешки.
– Верно, – кивнул Шелуденко. – Вы принесли рукопись «Карденио». А кто, по-вашему, написал эту пьесу? Ее ведь, как я понимаю, тоже не было среди тех, которые вы передали Шекспиру.
Подбородок Хвостова мелко задрожал, а глаза забегали по стенам кабинета, так, словно он искал выход, чтобы попытаться спастись бегством.
Инспектор понял, что задал Хвостову вопрос, которого тот панически боялся, а потому не решался задавать его себе сам. Если признать, что Шекспир самостоятельно написал хотя бы одну пьесу, то получалось, что все то, на что Хвостов потратил лучшие годы своей жизни, не стоило выеденного яйца. Было от чего прийти в отчаяние.