– Давай же, – шептал он, приступая к другой своей партнерше.
Она обошла кровать и наклонилась так, что ее лобок оказался на уровне моего лица, завитки ее волос почти что щекотали мой нос. На таком расстоянии я могла чувствовать запах ее половых органов, а его сходство с моим захватило меня. Слегка подняв на нее глаза, я смогла увидеть ее лицо, во всех отношениях идентичное моему. Это была Аврора, живая, словно бы она не утонула в море. Я не удивилась, когда по сигналу нашего общего любовника она принялась ласкать себя. На момент я остановила свои собственные движения руками, которые вскоре возобновила, увлекшись ее жестами. Я прекрасно удваивала ее удовольствие, дрожа с ней в унисон от ее ощущений. Кто же лучше, чем я, мог понять то, что она чувствует?
Я переводила глаза с ее вульвы на изображение своей в зеркале, и это переглядывание туда-сюда будоражило меня еще больше.
Больше всего сбивало с толку поведение Луи, который оставался неподвижным и наслаждался зрелищем. Все ее наслаждение, казалось, продолжалось в неповторимом удовольствии в его глазах.
Постепенно я и мой двойник ускорили ритм с одурманивающей синхронностью, а ее жесты повторяли мои с фотографической точностью. Мы кончали в одну и ту же секунду, в одной и той же судороге, с одним и тем же сопроводительным возгласом. Волна удовольствия была настолько мощной, море взволновалось по всему моему телу столь необузданно, что я на мгновение закрыла глаза, чтобы поглотить этот толчок. Когда я вновь открыла глаза, то поняла, что лежу посреди мятых листов бумаги, одетая, и больше в комнате никого нет. Глаза смыкались от этих нескольких часов беспокойного отдыха, я с трудом поднялась, уставшая, с ноющей болью в мышцах ног, будто бежала много километров. Темный четырехугольник окна говорил о том, что мой запоздалый дневной сон длился до ночи.
Я была голодна и могла бы заставить себя дойти до ресторана. Мне также не терпелось найти истину в разбросанных вокруг бумагах, на которых я валялась без зазрений совести. Но прежде я решила проверить свой смартфон.
Связь была не очень хорошей, однако достаточной, чтобы подключиться к блогу «Эль & Луи». Поскольку мой мужчина кричал о своей любви даже в моих снах, я могла легко вызвать его на этой территории.
Имея идентификаторы, которые он мне отправил, я подключилась и остановилась на странице с публикациями.
Существовало тысяча способов, чтобы рассказать о моей сегодняшней галлюцинации и поделиться с читателями блога недоумением по этому поводу. Но для меня был важен только один человек. Только один.
Мы с Луи разработали что-то вроде шифра, тайный язык, который лишь сами могли раскодировать. Он основывался на правилах, применимых в ласках, а синтаксис варьировался в зависимости от содержания сообщения, которое мы хотели бы друг другу отправить. Наподобие языка жестов, используемых глухонемыми, наша эротическая тарабарщина на самом деле была зашифрованным посланием. Так, «я тебя люблю» соответствовало легкому касанию левого соска, а круговое его пощипывание говорило о силе чувств. Рассказывая свой сон, я ухитрилась отправить Луи следующее сообщение: «я очень люблю тебя» (щипок соска), «я скучаю по тебе» (открытие рта в ожидании крепкого поцелуя), «ты мне нужен» (любой палец аккуратно вставить во влагалище), «я хочу тебя увидеть» (трепетание век во время оргазма). Для любого другого это было лишь излиянием чувств нимфоманки. Но он бы понял. Он не мог бы не услышать мой зов. Чтобы, в конце концов, сделать его явным, я озаглавила свое послание «Возвращение в комнату номер один» и подписалась прозвищем, которое он иногда использовал, когда мы были наедине: Белль. С этим покончено, мой желудок урчал еще больше, чем прежде, но я решила, что сейчас слишком поздно, чтобы искать, где подкрепиться в городе. Полночь уже охватывала побережье своим затишьем. К счастью, я отрыла в кухонной подсобке старый пакет макарон, просроченных уже порядка десяти лет, и могла насладиться пастой «пенне ригате» без соли, масла и соуса.
Мой желудок был полон, и я склонилась над задачей, которую мне предстояло решить.
Первый документ, привлекший мое внимание, отмеченный надписью «Родители», был неуклюже вырванной газетной статьей. На вырезке не было обозначено название газеты, однако в заголовке указывалась дата ее публикации: 7 июля 1990-го. «Происшествие с моторной лодкой со смертельным исходом в Динаре», – гласил заголовок, написанный жирным шрифтом. Выцветшее фото едва позволяло узнать улыбающихся Андре и Гортензию, снятых на борту лодки Рива.
«С грустью и печалью жители Динара вчера вечером узнали о смерти Андре и Гортензии Барле. Андре Барле, генеральный директор медиагруппы и аудиовизуальной компании, полюбил нашу коммуну с того момента, как в середине шестидесятых годов приобрел здесь виллу «Рош брюн», одну из самых красивых на окраине Малуин. С тех пор супруги официально являлись жителями нашей области, о которой они, уроженцы Нанта, говорили, что она сочетает в себе «изысканность их родного города и упоительную дикость бретонского побережья». Они провели здесь большинство праздников и выходных дней.
Несчастный случай, оборвавший их жизни, произошел вчера, около четырех часов дня, когда супруги совершали прогулку в бухте Сен-Мало на борту своей моторной лодки «Рива». Согласно нашим источникам, их сын Луи Барле, будучи неопытным штурманом, в момент трагедии находился у руля. Лодка, двигающаяся на высокой скорости, не смогла избежать столкновения со скалой, разрушившей судно. Пассажиров выбросило за борт. Луи Барле, успевшему схватиться за штурвал и застекленную часть судна, удалось выбраться, несмотря на серьезную травму левого колена. Безжизненные тела его родителей вскоре после происшествия были извлечены из воды и немедленно перевезены в госпиталь Сен-Мало, где врачи констатировали их смерть. Предварительное расследование было начато прокурором Ренна, но имеются все основания для того, чтобы сделать заключение: крушение произошло по причине навигационной ошибки.
Все жители Динара, желающие выразить свои соболезнования семье Барле, приглашаются на похороны, которые состоятся девятого июля в одиннадцать часов утра в церкви Сен Энога в Рансе с последующим захоронением на кладбище Рокабэ в Сен-Мало».
На этот раз правда оказалась столь ужасной, что я тут же выплюнула макароны и еще долго находилась в прострации, положив руку на желудок, чтобы сдержать пронзающие его судороги. Это не было попыткой спасти Аврору от гибели, как он мне рассказывал, когда объяснял, каким образом получил травму колена. Это был несчастный случай, который в один момент на его глазах унес жизни обоих родителей, происшествие, за которое, согласно этой бумаге, он несет прямую ответственность.
Зачем было смешивать самоубийство Авроры с этой трагедией? Чтобы скрыть от меня свою вину в гибели близких?
Несмотря на поздний час и настигшую меня усталость, неравную борьбу между моими веками и силой дремоты, я выдержала небольшую паузу, прежде чем вновь погрузиться в изучение листков, лежавших жесткой накипью на кровати. Я не сомневалась в том, что продолжение окажется столь же печальным; если бы это было не так, Луи не упрятал бы свои скверные воспоминания глубоко в сарае.