Сестра резко развернулась от битком набитых пыльных полок вдоль стены. У ног ее стояли два раскрытых саквояжа. Один был доверху набит игрушками, второй – пустой.
– Боже праведный, ты до смерти напугала меня. – Роберта бросилась вперед, наступая на осколки вазы, и обняла сестру. – Ты как? Я так волновалась за тебя.
Сидони обняла Роберту, почувствовав, как та напряжена и дрожит. В последнее время она постоянно была дерганой, но сегодняшняя дрожь превосходила ее обычную нервозность. Случилось что-то серьезное.
– Со мной все хорошо.
Роберта отодвинулась на расстояние вытянутых рук и, нахмурившись, окинула Сидони внимательным взглядом.
– Не слишком-то подходящий ответ для женщины, которая только что вернулась из логова чудовища.
– Он не чудовище.
– Он не обидел тебя?
Что сказать?
– Нет.
– Я так рада. Хотя с трудом в это верю. Непременно должна все услышать, но не сейчас. Сейчас ты должна помочь мне. – Роберта повернулась, схватила игрушки с полки и сунула их в пустую сумку.
Нехорошее предчувствие кольнуло Сидони, когда она наконец как следует разглядела Роберту. Сестра выглядела ужасно – вздернутой и неопрятной, тогда как леди Холбрук всегда появлялась на людях комильфо. Подол зеленого муслинового платья был в пыли, алебастровая щека испачкана, а прическа вот-вот развалится.
– Что, бога ради, ты делаешь? Где слуги?
Нетвердыми руками Роберта сунула треснувшую грифельную доску в пустой саквояж.
– Я отпустила их на вечер. Они доносчики и шпионы.
По привычке Сидони проверила, нет ли на Роберте следов побоев, но та, похоже, была невредима.
– С тобой все хорошо?
Избегая ее взгляда, Роберта схватила коробку с оловянными солдатиками и запихнула ее в сумку.
– Конечно. Ох ты Господи, ну почему это не влезает!
Сидони кинулась к сестре, схватила ее за руки и держала их до тех пор, пока не завладела безраздельно вниманием Роберты. Вблизи Сидони увидела слепую панику, охватившую ее.
– Что стряслось, Роберта? Что сделал Уильям?
Что, во имя всего святого, происходит? Быть может, Уильяму стало известно об ущербе, который ему нанес Джозеф? Неужели психическая неуравновешенность, о которой упоминал герцог в замке Крейвен, переросла в настоящее безумие?
Сидони видела, что Роберта слишком рассеяна, чтобы думать о чем-то, кроме сиюминутного. Страх перевешивал в ее сознании все, даже ту опасность, которой она подвергла Сидони, отослав в замок Крейвен.
– Сейчас мы не можем говорить. – Роберта выдернула свои руки из рук сестры. – Нам надо исчезнуть до приезда Уильяма.
– Ты уходишь от него?
Роберта продолжала швырять в сумку игрушки. Лопнувший крикетный мяч не попал в сумку и покатился по полу.
– Да.
Сидони была рада это слышать, хотя поневоле задалась вопросом, на что они с сестрой будут жить до января, когда она получит свое наследство?
– Но почему?
– Он – не человек, он – свинья.
– Ты знала, что он свинья всю свою замужнюю жизнь. Почему уходишь именно сейчас?
– Нет времени объяснять. – Страх в глазах Роберты рос как снежный ком. – Ради бога, помоги мне собрать вещи.
Сидони придала голосу твердости и попыталась успокоить сестру. За восемь бурных лет брака она ни разу не видела Роберту такой.
– Просто скажи мне, что происходит?
Роберта нервно взглянула поверх плеча Сидони, словно ожидая, что Уильям возникнет, как сказочное чудовище, чтобы сожрать свою жертву.
– Сидони, не дави на меня.
– Твое поведение кажется безумием. И для чего тебе детские игрушки?
Роберта вскользь взглянула на переполненные сумки.
– Не будь такой тупой, Сиодни. Мне же понадобятся деньги. Чума забери этого подлеца, он не оставил в доме ничего, что можно было бы продать. – Лицо ее прояснилось. – А в библиотеке ты не нашла ничего ценного?
Сидони покачала головой.
– Один лишь хлам. Что побудило тебя оставить Уильяма?
Роберта наконец перестала швырять игрушки и посмотрела на Сидони, в отчаянии заломив руки.
– Я проиграла в карты.
Сидони, которая еще не отошла от расставания с Джозефом, покачнулась. От ужаса закружилась голова. Не веря своим ушам, она прижала дрожащую руку к упавшему сердцу. Она была слишком потрясена, чтобы злиться, хотя все же разозлилась.
– Роберта, не может быть! После того как ты проиграла целое состояние мистеру Меррику?
К чести Роберты, надо сказать, что вид у нее был пристыженный, но она быстро затараторила, не дав Сидони высказать очередной упрек.
– Совсем немного, всего две сотни гиней в пикет лорду Маскеллу. Негодяй стал настаивать на оплате, а потом пригрозил рассказать все Уильяму.
«Ох, Роберта, только не это…»
Масштаб этого бедствия трудно было себе представить. Сидони полагала, что, едва избежав бесчестья с Джозефом, сестра остепенится, станет вести себя по-другому. Какой же наивной дурой она была! Роберта никогда не изменится. Она пристрастилась к азартным играм, как пьяница к выпивке.
– Роберта, как ты могла продолжать играть после того, что случилось с мистером Мерриком? – спросила она онемевшими губами.
Пожатие плеч Роберты было неубедительным. Она знала, чем рискует, но все равно продолжала играть.
– У меня была полоса везения. Только дурак встает из-за стола, когда к нему идет хорошая карта.
– Такая хорошая, что ты проиграла двести гиней? – с горечью проговорила Сидони. Злость кипела в душе, а руки так и чесались свернуть сестрице шею. – И куда ты собираешься бежать?
«Ох, Джозеф, лучше бы я осталась с тобой. Лучше бы никогда не покидала замок Крейвен и твои объятия».
– Думаю, в Брайтон или в Хэрроугейт. Куда-нибудь, где весело.
Сидони сжала губы, борясь с желанием закричать. Проку от этого не будет.
– Неужели тебе недостаточно веселья?
У Роберты задрожали губы.
– Не будь злой.
– Ничего не могу с собой поделать. – Сидони глубоко вздохнула и попыталась найти хоть какой-нибудь выход из этой катастрофы.
Свидетельство о браке родителей Джозефа давало ей некоторое преимущество над Уильямом, но это означало, что она не может рассказать Джозефу о его происхождении. Если Роберта заденет гордость Уильяма, существует вероятность, что он назло станет настаивать, чтобы она продолжала жить с ним, будет у него титул или нет. А еще Сидони требовалось время устроить все так, чтобы Уильям отказался от опеки над своими сыновьями. Истерический побег Роберты так разозлит Уильяма, что он никогда не пойдет на эту уступку. Сидони по опыту знала, каким невменяемым он может быть, если его спровоцировать.