А теперь он в тюрьме, и никто пальцем не шевельнул, чтобы ему помочь. Он всегда знал, что общество всего лишь терпит его. Его незаконнорожденность для всех – как бельмо на глазу, даже для тех, кто не прочь иметь выгоду от его финансовой проницательности и деловой хватки. И все же такое наглядное подтверждение, что, несмотря на свое богатство, он остается персоной нон грата – лицом, не пользующимся доверием, – стало для него полезным уроком.
Джозеф полагал, что его деловые партнеры смогут оказать помощь, но никто и не подумал этого делать. Вот вам и все его юношеские мечты о таком богатстве, которое делает тебя неуязвимым. Деньги не спасли его от унижения тюрьмы. Деньги не подняли толпу сторонников на его поддержку. Все бросили его на произвол судьбы.
Все, кроме отважной Сидони.
– Джозеф, прошу, выслушай меня. Пожалуйста.
Что-то в ее отчаянной мольбе насторожило его.
– Что такое, bella? Какой-нибудь безрассудный план? Карабканье по стене под покровом ночи? Туннель на улицу? Пистолет, спрятанный под этим безобразным плащом?
К его сожалению, Сидони высвободила руки, поднялась и отошла на пару шагов. Он откинулся назад, опершись на локти, и залюбовался ею. Даже если он не мог прикасаться, смотреть на нее было манной небесной после недели разлуки.
Ее сердитый жест отмел его легкомыслие.
– Не шути.
Что, черт возьми, происходит? Все желание поддразнивать Сидони испарилось. Ее волнение отдавало страхом и тревогой. Он сел и посмотрел прямо на нее, чувствуя, как засосало под ложечкой от дурного предчувствия.
– Ты заставляешь меня нервничать, Сидони.
Она стала рыться в потрепанной сумочке, привязанной к запястью, которую он раньше не замечал, потому что видел только ее. Он всегда видел только Сидони.
– Вот. – Она протянула ему что-то.
Он оставил ее жест без внимания, не сводя глаз с лица, на котором были написаны тревога и неловкость.
– Джозеф, посмотри, – сказала Сидони.
Он взглянул на пожелтевшую бумагу в ее дрожащей руке и машинально взял ее. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что это такое. Голова Джозефа резко дернулась вверх – он потрясенно уставился на Сидони.
– Это настоящее?
Она съежилась под его взглядом, хотя он был слишком ошеломлен, чтобы разозлиться.
– Да.
В душе его шевельнулся гнев.
– И давно ты знаешь об этом?
Сейчас это было единственное, что его волновало, хотя он понимал, что, как только мозг свыкнется с тем, что она ему преподнесла, волнений у него прибавится. Джозеф сразу же отмел вероятность, что она нашла этот документ в последние дни, поскольку ее виноватый вид это опровергал.
– Я… я обнаружила это в библиотеке Барстоу-холла пару недель назад. Оно было вложено во второй том «Дон Кихота».
– И ты, разумеется, сразу же поняла значение этого документа.
Тон его ничего не выражал. Ему следовало бы быть на седьмом небе от радости, ведь он держит в руках брачное свидетельство родителей. Все его детские мечты сбылись.
Под плетью его голоса Сидони казалась себе маленькой и уязвимой, но Джозеф не проявлял жалости к ней.
– Разумеется.
– И тебе не пришло в голову рассказать об этой находке мне?
Она не съежилась, но и не была той храброй, непокорной женщиной, которую он знал. Впрочем, все, что он знал о ней, обернулось ложью. В этом мелочном, лживом мире он считал ее единственной чистой и сияющей путеводной звездой. Как же жестоко он ошибался!
Джозеф поднялся на ноги, которые были унизительно нетвердыми, и шагнул к ней. Она отшатнулась. Его смех прозвучал горько.
– То, что я теперь лорд Холбрук, не означает, что я превратился в Уильяма. Я не ударю тебя.
Она закусывала губу – это обычно трогало его сердце. Проклятье, и сейчас тронуло. Она не такая, какой он ее считал. Она – лгунья. Женщина, которую он называл своей жизнью и своей душой, всего лишь красивый покров над бездной подлого обмана.
– Я… у меня были причины скрывать это от тебя, – прошептала Сидони.
Его улыбка была похожа на гримасу боли.
– Не сомневаюсь.
Она бросилась объяснять:
– Ты не понимаешь, каково это было – жить с Уильямом и Робертой. Как… как ужасно было, когда он избивал ее. Когда я нашла брачное свидетельство, это показалось мне подарком небес. Я… хотела использовать его, чтобы заставить Уильяма отпустить Роберту. Это было единственное средство, которое я имела против него.
– В то время как все продолжали считать моего отца в лучшем случае дураком, а в худшем – лжецом. А мою мать… – Он судорожно втянул воздух. – А мою мать – шлюхой.
Она побледнела и стиснула руки.
– Я понимаю… понимаю, что была не права, утаив от тебя эту находку, но я не знала ни тебя, ни твоих родителей. Последний раз, когда Уильям избивал Роберту, он чуть не убил ее. Невзгоды сестры казались мне… важнее твоих.
– И плевать на справедливость, – горько проговорил Джозеф. Он старался смотреть на нее как на чужую, потому что она и есть для него чужая. Каким глупцом он был. Каким жалким, легковерным глупцом.
Джозеф почти понимал ее. В конце концов, жизнь ее сестры была в опасности, и никто лучше него не знает, каким разрушительным может быть Уильям в приступе ярости. Он просто не мог простить ей того, что она заставила его свято уверовать в ее честность, когда на самом деле честной не была, что сделала его уязвимым мальчишкой, кричащим под ножом своего кузена.
Сделав укрепляющий вдох, Сидони выпрямилась.
– Ты взрослый человек. Я не знала… не знала тогда, как ты страдал, как незаконнорожденность разрушила твою жизнь.
Он издал раздраженный возглас, хотя в глубине души съежился от унижения, вспомнив, что доверил ей в те чудесные ночи в Девоне. Он доверил ей многое, чем никогда ни с кем не делился. И все это время, притворяясь, что ей не все равно, она вынашивала это предательство.
– Нет, ты бы скорее дала Уильяму сохранить титул, который он опозорил. Если бы он не умер, ты когда-нибудь сказала бы мне?
Сидони отвела глаза и заговорила тихим голосом:
– Мне надо было решить, что делать. Та неделя… та неделя с тобой поколебала мою уверенность. Но потом герцог рассказал тебе о буйстве Уильяма. Я надеялась спрятать Роберту где-нибудь в безопасном месте, а потом признаться тебе, но вначале должна была убедиться, что ей не грозит опасность.
– А тебе не пришло в голову рассказать мне правду и позволить позаботиться о Роберте? – Вот что было самым страшным в ее предательстве: она не дала ему шанса решить свое будущее или найти решение, которое бы защитило Роберту и ее сыновей.