– Тебе очень идет. Словно это твой родной аромат, – печально сказала она. – Очень сексуально, – она со вздохом подняла голову. – Кто бы сомневался.
– Почему ты так говоришь?
– Ты больше всех похожа на Мамму.
– Нет. Я не похожа ни на кого. Вы все бледные блондинки. Я темная, высокая, и у меня большие ноги.
Харпер засмеялась и взяла пузырек с духами.
– Может, не внешностью, – пожала она плечами. – Не знаю. Сложно сказать. Но ты ее любимица, это точно.
– Не начинай, – застонала Карсон.
– Дай-ка я попробую, – сказала Харпер, брызгая духи себе на запястье. – Что думаешь?
Карсон наклонилась, чтобы понюхать ее запястье, и сразу же отпрянула.
– Ну, нет, – отрезала она, размахивая рукой в воздухе. На ней мускус напоминал запах тела. – Правда, Харпер, тебе совершенно не подходит. Придется тебе его смыть, если хочешь, чтобы кто-нибудь подошел к тебе ближе чем на двадцать метров.
Харпер фыркнула и наморщила нос.
– Боже, ты права, – она направилась прямиком к раковине и намылилась. – Я останусь верна старым добрым «Шанель № 5», большое спасибо. Забавно, да? Духи так ужасно пахнут на мне и так изумительно – на тебе. Словно у них тоже есть индивидуальность. Особые предпочтения в людях.
– Или дело в генетике, – мягко сказала Карсон, глядя на этикетку духов. Потом она снова поднесла флакон к носу, понюхала и задумалась. – Этот аромат носила моя мама.
– Правда? – повернулась Харпер. – Я не знала. Этот запах всегда напоминал мне о бабушке.
– Я сама недавно узнала. Я ведь ее не помню, – небрежно ответила Карсон.
Ведь даже произнося эти слова, она понимала, что лжет. С этим запахом ассоциировались определенные, необъяснимые воспоминания – как ее качали, пели ей песни, любили. Этот аромат, всегда ассоциирующийся с Маммой, дарил чувство безопасности и покоя. И эти эмоции действительно были связаны с Маммой. Но только теперь она поняла, что воспоминания были глубже – о матери. Зная это, ей почему-то было тяжело, даже грустно, когда она вдыхала этот аромат.
– Я… Я не думаю, что он мне подходит, – Карсон подошла к раковине, и, как и Харпер, принялась смывать духи с шеи и запястий.
– Правда? А мне показалось, прекрасный запах. Должна признать, я немного расстроена. Мне бы хотелось иметь что-нибудь общее с Маммой.
Карсон вытерла полотенцем влагу с шеи и удивилась этим словам.
– Мне всегда казалось, ты избегаешь всего, что связано с твоими южными корнями.
Харпер вытерла руки и прислонилась к туалетному столику.
– Это не про меня, а про мою мать. Она никогда не хотела никаких контактов с моим отцом – с нашим отцом. Или его семьей. Я выросла, считая, что быть как он или быть как-то с ним связанной – как-то… Плохо.
Карсон почувствовала ярость.
– Какая сучка, – пробормотала она. И быстро добавила: – Извини.
Харпер покачала головой.
– Она может быть сучкой. Но она моя мать, так что… – она пожала плечами и снова повернулась к зеркалу, чтобы причесать волосы. – Знаешь, когда я в Нью-Йорке, то не вспоминаю о том, что я Мьюр, – она опустила взгляд на свои руки. На безымянном пальце было надето золотое кольцо-печатка с семейным крестом Джеймсов. – Я горжусь своей семьей. И, конечно же, их люблю. Но у фамилии «Джеймс» – тяжелый багаж. Когда я приезжаю сюда, я чувствую себя… Как-то свободнее. Проще. И так было всегда.
– Все дело во влажности. Когда становится жарко, двигаться приходится медленнее, – поддразнила Карсон. – Мозг размягчается.
Харпер рассмеялась.
– Зато это полезно для кожи. Но нет, дело в этом месте. Взять хотя бы запахи… Воздух насыщен ароматами, и с каждым связано какое-нибудь воспоминание. Они льются потоком с тех пор, как я прилетела в Чарльстон. Как Мамма заплетала нам волосы, как мы с ней барахтались среди волн и лениво читали книги жаркими летними днями, пока мимо проплывали огромные грузовые суда. – Ее голос дрогнул, и она добавила: – В основном, воспоминания о тебе и мне, Карсон.
Карсон была тронута, увидев в глазах у сестры слезы.
– Я понимаю, о чем ты.
– А что помнишь ты? – спросила Харпер у Карсон.
Карсон задумчиво выдохнула.
– Конечно, пляж.
– Ты все время проводила в воде. Настоящий сорванец.
– Знаешь, что еще? – спросила Карсон, и ее глаза заблестели от воспоминаний. – Я помню, мы, как дикие пираты, носились по всему острову в поисках клада.
– Да, – согласилась Харпер. Она подняла в воздух кулак и воскликнула: – Смерть дамам!
Это был их боевой клич, когда они были детьми и играли в пиратов. Они выкрикивали его на улице во всю глотку и шептали его дома, когда Мамма делала им выговор за неподобающее поведение.
Карсон рассмеялась и тоже подняла кулак в воздух.
– Смерть дамам!
Клич их по-прежнему объединял – они рассмеялись и обменялись понимающими взглядами. В этот момент разделившие их годы разлуки растаяли, и они снова превратились в двух девчонок, улизнувших поиграть в пиратов на острове, несмотря на строгие правила женского этикета, и мечтающих отыскать все сокровища мира.
– Что происходит? – раздался голос у двери.
Подняв взгляд, Карсон увидела Дору. Ее лицо было умыто и блестело от крема, а светлые волосы опускались на плечи. Она переоделась в солидную ночную рубашку, под которой, словно острова в розовато-лиловом море, колыхались грудь и живот.
– Я думала, ты ушла спать, – сказала Карсон, пока Харпер надевала блестящий бирюзовый топ на голое тело.
– Нет. Нат никак не мог заснуть. Простите, что я не вернулась на кухню. Я помою посуду завтра вечером.
– Ничего страшного, – заверила Карсон, пробираясь в джинсы.
– Вы идете гулять?
– Просто выпить, – ответила Карсон, втягивая живот и застегивая молнию. Харпер застегнула ожерелье, и Карсон повернулась, чтобы полюбоваться необычным сочетанием больших бирюзовых бусин, обрамленных золотом, и синих глаз Харпер. Карсон не могла оторвать глаз.
– А разве не поздно? – спросила Дора.
Харпер фыркнула.
– Нет.
– Куда вы идете?
– Какая разница? – спросила Харпер с явным раздражением. Избегая смотреть Доре в глаза, она наклонилась над раковиной, чтобы нанести блеск для губ.
– Вниз по улице, – ответила Карсон, пытаясь сохранить мир между старшей и младшей сестрой. – Наверное, в «Стейшн 22».
Карсон увидела в глазах Доры страстное желание и внезапно почувствовала жалость. Она вспомнила, каково это – быть лишней.
Дора принялась теребить прядь волос возле уха.