Наряду с этим нет отвратительных гнусностей и презреннейшею цинизма, чем все, на чем изощряется «бесправное» еврейство для посрамления нравов, понятий и верований остального человечества. С неподражаемым пафосом говорят талмуд-гусары (Talmud-Husaren) о «божественных» винах либо о не менее «божественной» танцовщице, но никогда не прилагают этого термина к христианству.
И наоборот, раз где-либо слышится упрек расовым свойствам иудаизма, ожидовелая пресса всем хором под аккомпанемент литературы кагала и шаббесгоев как один человек, замалчивая разоблачения иудаизма, бросается на всякого, кто осмелится усомниться в голубиной беспорочности Израиля, и готова расправиться с ним, как с Гаманом…
А между тем, иудаин, если можно так его назвать, есть не только спутник и даже возбудитель всякой революции, но для других народов – смертельный яд. Вследствие отравы им разве не колеблются на вековых устоях даже такие колоссы, как Германия и Англия? Разве не ищет от него спасения народ С. Америки? Что же касается России, то разве здесь каждый, в свою очередь, начиная с рабочего и кончая сановником, не испытывает лукавого воздействия, а то и гнета иудейского?
Ужасное ленское дело не является ли наглядным тому доказательством и сегодня? А между тем, давно ли «избранный народ» поучал нас свободе? Как же не признать истинности афоризма: «lexperience des revolutions nous degoute de tout en nous habituant a tous!..»
XIII. Когда среди леших, мхов и бездонных болот, непроглядных лесов и жестоких морозов, без света и знания, отбиваясь от лютых врагов и не видя ниоткуда помощи, доблестные русские люди с одним топором сооружали такую избушку, как Россия, где тогда были евреи?!..
Тем не менее, всего лишь через сто лет, как мы их допустили в Великороссию, те же евреи уже осмелились посягнуть не только на основные заветы жизни русского народа, но и на самую его независимость.
Но что в особенности поучительно, это статистические данные Министерства Юстиции о процентном соотношении «угнетенного племени» на почве бунта и террора с остальными национальностями в России, равно как о параллели в этой сфере между иудеями внутри «черты оседлости» и за ее пределами.
Не свыше, чем лишь двойной преступностью в революционном отношении отличаются евреи только одного Варшавского округа. Более, нежели четырежды преступны они в Виленском, Одесском и Киевском округах. Зато по эту сторону оседлости их преступность сразу увеличивается. В Петербургском округе они почти в 11 1/2 раз преступнее нормы, в Харьковском – в 13 раз, в Саратовском – в 15 раз, в Московском – в 19 раз, в Иркутском – в 26 раз, в Казанском – в 47 раз!
Над этим стоит призадуматься!
И особенно следует поразмыслить тем русским идиотам, которые верят жидовской басне, будто еврейская революция есть результат стеснения «избранного народа» в черте иудейской оседлости. Если бы это была правда, если бы отмена черты оседлости погашала у евреев революционный дух, то статистика сложилась бы совершенно обратно. Казалось бы, чего бунтовать евреям, которые уже пропущены в центральную Россию и пользуются там почти полным равноправием? В отношении их лично черта оседлости ведь снята. Но именно они-то и являются самыми ярыми революционерами, они-то и выделяют 10-15-20-30 – и 47-кратное против нормального для них количество бунтарей.
Как это ни неожиданно для русских ротозеев, наименее враждебными к России оказываются евреи за чертой оседлости, а наиболее воспаленными ненавистниками – как раз те, которых мы имели роковую ошибку пропустить к себе.
Это психологически понятно. Пока еврей оперирует в Царстве Польском и в Западной России, он чувствует себя более или менее на родине, на месте 500-летнего пастбища своего племени. Тут даже этому вечному номаду свойственен некоторый консерватизм; притом полное экономическое порабощение славянских масс не располагает ниспровергать достигнутый порядок отношений, для евреев столь выгодный. Не то в коренной России, куда евреи проникли пока еще в небольшом проценте общего населения. Здесь с ними происходит то же самое, что с кочевником, увидавшим новое пастбище. Скот обыкновенно с жадностью бросается на новый корм и готов сожрать его сразу. Для евреев по ту сторону черты Россия представляет Ханаан, куда они еще не вступили, для евреев же по эту сторону Россия-Ханаан, уже достигнутый, который они, как в эпоху Иисуса Навина, готовы залить кровью коренных жителей, лишь бы овладеть им.
L'appetit vient en mangeant! Чем ближе добыча, тем острее страсть к захвату, вот почему все эти казанские, иркутские, саратовские, московские жиды в эпоху революции казались осатаневшими в попытках разрушить Россию. Единственно, что спасло нас тогда – это крайняя обширность России и сравнительная все-таки ничтожность заразного начала.
Суммируя сказанное, необходимо признать, что, если на сцене истории бывали народы, которые свою религию делали предметом политики, то евреи неуклонно рассматривали политику, как орудие своей религии. Развивая же свою тиранию, а центр своей тяжести установив теперь в России, «угнетенное племя» достигло того, что вопрос об уравнении в Финляндии русских с коренным населением долго игнорировался Государственной Думой и, наоборот, ею же отдавалось преимущество законопроекту о равноправии евреев с русским народом на всем пространстве страны, приобретенной его, а отнюдь не их кровью.
On ne se dispute pas sur ce qui est evidant, – mais pour Pincomprehensible on se bat et pour l'absurde on se tue!..
Действительно, нельзя не придти в отчаяние за разум человеческий при виде тех гекатомб окровавленного человеческого мяса, которые ради уничтожения «черты оседлости» были воздвигаемы по наущению сынов Иуды, нагло обманутыми, до безумия в бешенстве доведенными, «сознательными» пролетариями на огромных пространствах русской земли… И горе тому, кто осмеливался идти со средствами врачевания!
Никогда, быть может, с большей яркостью не раскрывалась глубина правды в трагическом, но, увы, согласном с жизнью пессимизме мыслей Лагарпа, воспитателя Александра I Благословенного, как именно в период «русской» революции, когда темный русский крестьянин шел добывать себе счастья под змеиными наговорами еврея-иллюминатора!..
C'est un danger d'aimer les hommes,
Un malheur de les gouverner;
Les sentir – un effort
Que bientot on oublie,
Les eclairer – une folie
Qu'ils n'ont jamais su pardonner!.. [117]
Довести эти явления до их кульминации, разложить жизненные элементы общества, умножить его центробежные силы, обезоружить власть до невозможности управления ни обыденными, ни чрезвычайными средствами, таковы политико-социальные задачи еврейства.
13 мая 1907 г. на заседании Государственной Думы Мойше Винавер сказал: «В данный момент речь идет о равенстве гражданских прав. От чего же в этом вопросе наши министры проявляют трусость? Мы имеем право пригвоздить их за это к позорному столбу!.. Доколе в стране есть неравенство (евреев, разумеется), – не будет в стране мира!»