На процессе же максималистов было установлено, что за членами этой злодейской организации все время производилось наблюдение чинами Петербургской и Московской охранных полиций. Однако, вследствие ложных указаний Рысса, Департамент Полиции, неправильно осведомленный о деятельности данной организации, оттягивал ликвидацию группы максималистов, результатом чего и явилось дело Фонарного переулка.
Однако Рыссу предложено было снова сделаться агентом-сотрудником Департамента Полиции, но он категорически отказался от этого. В мае месяце 1907 г. Рысс был отвезен в Киев и заключен в «Косой канонир». Засим в том же месяце дело Рысса разбиралось в Киевском Военно-Окружном Суде. Обвинение к нему было предъявлено по 279 ст. св. воен. пост. На суде Соломон Рысс держался спокойно. Он говорил свою речь полтора часа, отказавшись от посторонней защиты. Эта речь – грозная филиппика против бывших товарищей, местами переходившая всякие границы. Он назвал себя анархистом. О себе он сказал следующее: «Я доволен тем, что меня судят военным судом… Я достоин петли, потому что по отношению к своим врагам сам не признавал другой тактики, кроме пули и бомбы!..» Военный суд приговорил его к смертной казни без ходатайства о замене. Он был повешен на Лигой горе в Киеве.
В партийных кругах Соломон Рысс был известен под кличками «Мортимэр» и «Иван Николаев».
II. Как было организовано убийство В. К. Плеве.
В своих воспоминаниях Борис Савенков особенно много места уделяем описанию подготовки к убийству В. К. Плеве. Организатором злодейства являлся Евно Азеф, который сам выработал план преступления и подобрал соучастников.
В середине 1903 года Савинков, незадолго до этого бежавший из ссылки, приехал в Женеву. Здесь именно заявил он члену центрального комитета партии социалистов-революционеров еврею Михаилу Гоцу о своем желании принять участие в терроре. В Женеве Савинков впервые встречается с евреем Азефом. «Однажды днем, когда у меня никого не было», – рассказывает Савинков, – ко мне в комнату вошел человек 33-х лет, очень полный, с широким, равнодушным, точно налитым камнем, лицом и большими карими глазами. Эта был Евгений Филиппович Азеф. Он протянул мне руку, сел и сказал, лениво роняя слова: «Мне сказали, вы хотите работать в терроре. Почему именно в терроре?..» Я повторил ему то, что сказал раньше Гоцу. Я сказал также, что считаю убийство Плеве важнейшей задачей момента. Мой собеседник слушал все также лениво и не отвечал. Наконец он спросил: «У Вас есть товарищи?» Я назвал Каляева и еще двоих. Я сообщил их подробные биографии и дал характеристику каждого. Азеф выслушал молча и стал прощаться. Он приходил ко мне несколько раз, говорил мало и внимательно слушал. Однажды он сказал: «Пора ехать в Россию. Уезжайте с товарищем куда-нибудь из Женевы, поживите где-нибудь в маленьком городе и проверьте, не следят ли за вами?..»
Савинков со своим товарищем уехал в Баден, во Фрейбург. Здесь их вскоре посетил Азеф и сообщил план покушения, не упоминая, однако, ни слова о личном составе организации. План состоял в следующем. Было известно, что Плеве живет в здании Департамента Полиции (Фонтанка, 16) и еженедельно ездит с докладом к Царю в Зимний дворец, в Царское село или Петергоф, смотря по времени года и местопребыванию Царя. Так как убить Плеве у него же на дому было, очевидно, много труднее, чем на улице, то решено было учредить за ним постоянное наблюдение. Наблюдение это имело целью выяснить в точности день и час, маршрут и внешний вид выездов Плеве. По установлении этих данных предполагалось взорвать его карету на улице бомбой. При строгой охране министра для наблюдения необходимы были люди, по роду своих занятий целый день находящиеся на улице, например, газетчики, извозчики, торговцы в разность и т. п. Было решено поэтому, что один товарищ купит пролетку и лошадь и устроится в Петербурге легковым извозчиком, а другой возьмет патент на продажу в разность табачных изделий, и продавая на улице папиросы, будет следить за Плеве. Савинков должен был комбинировать собираемые ими сведения и, по возможности, наблюдая сам, руководить наблюдением. План этот, как сказано, принадлежал самому Азефу.
В начале ноября 1903 года Савинков приехал в Петербург и остановился в «Северной Гостинице». В Петербурге Савинков встретился с другими участниками покушения и вскоре ими было организовано постоянное наблюдение за выездами В. К. Плеве. В первое время наблюдение велось только двумя лицами: один был извозчиком, другой занимался уличной продажей табака и папирос с лотка. С января месяца 1904 года, за выездами Плеве постоянно наблюдали уже пять человек: Егор Сазонов, Егор Дулебов, убивший в 1903 году уфимского губернатора Богдановича, и некий X., – все в качестве извозчиков, а Иван Каляев и У., как уличные торговцы в разнос. Им помогали Савинков и еврейка Дора Бриллиант. Остальные члены боевой организации: Алексей Покотилов и Макс Швейцер [122] хранили динамит и гремучую ртуть и должны были в нужный момент приготовить бомбы. Конспирации ради все члены организации жили на разных квартирах и сходились только по воскресным и праздничным дням. Покотилов и Швейцер с запасами взрывчатых веществ ожидали вызова, проживая один в Риге, другой в Москве.
Руководителем всего дела был Азеф (партийная кличка «Валентин Кузьмич»), который изредка наезжал в Петербург. Без ведома Азефа организация не имела права ничего предпринимать. Из осторожности Азеф долго оттягивал момент покушения и, между ним и Савинковым на этой почве часто возникали пререкания.
В феврале и в начале марта наблюдением террористам удалось в точности установить, что В. К. Плеве еженедельно к 12 часам дня ездит к Царю в Зимний дворец. По настоянию Савинкова и других членов организации Азеф нехотя вынужден был дать согласие на устройство покушения в марте месяце.
План этого покушения состоял в следующем. Около 12 часов дня, по четвергам Плеве выезжал из своего дома и ехал по набережной Фонтанки к Неве, а затем по набережной Невы к Зимнему дворцу. Возвращался он или той же дорогой, или по Пантелеймоновской, мимо вторых ворот Департамента Полиции, к главному подъезду, что на Фонтанке. Предполагалось ждать его по пути. Покотилов с двумя бомбами, должен был сделать первое нападение. Он должен был встретить Плеве на набережной Фонтанки около дома Штиглица. У., тоже с двумя бомбами, занимал свое место ближе к Неве, у Рыбного переулка. Сазонов с бомбой под фартуком пролетки остановился у подъезда Департамента Полиции лицом к Неве. Также лицом к Неве с другой стороны подъезда, ближе к Пантелеймоновской, стоял X. Он должен был снять шапку при приближении кареты Плеве и этим подать знак Сазонову. Наконец, на Цепном мосту, имея в поле зрения всю Пантелеймоновскую, находился Каляев на виду как Покотилова, так и Сазонова. Его обязанность была дать им знак в случае, если Плеве вернется через Литейный проспект.
В ночь на 18 марта Макс Швейцер приготовил 5 бомб, и до 10 часов утра бомбы были уже на руках у метальщиков. Покушение, однако, не удалось. Карета Плеве проехала слишком быстро мимо террористов, и никто не успел бросить бомбы.
Несмотря на постоянное скопление большого числа филеров и чинов наружной полиции у здания Департамента Полиции и близь квартиры Министра Внутренних Дел, никто из террористов, тем не менее, задержан не был. Сам Савинков в записках высказывает крайнее недоумение по этому поводу. «Я до сих пор ничем не могу объяснить благополучного исхода этого первого нашего покушения, как случайной удачей», – пишет Савинков. – «Каляев, стоявший на Цепном мосту, прислонясь к перилам и не спуская глаз с Пантелеймоновской улицы, настолько напряженная его поза и упорное сосредоточение всей фигуры выделялись из массы, что для меня не понятно, как агенты охраны, которыми был усеян мост и набережная Фонтанки, не обратили на него внимания?!..»