Приписывая метаморфозы человеческой мысли исключительному влиянию сынов иуды и признавая выдающимися только таких людей, которые были евреями либо симпатизировали им (Рати, Маймонида, Спинозу, Кромвеля, Мирабо и аббата Грегуара), Дарместетер ставит единоплеменникам в высшую заслугу факт, что они всегда боролись с государственной религией, чье бы имя она не носила, – Ваала, Юпитера или Иисуса Христа. В апофеозе он утверждает, что лишь вероучение евреев никогда не шло поперек дороги знанию и не старалось «оскотоподобить» своих адептов. «Внутренние раздоры уже подкапывают здание христианства, – заключает Дарместетер, – а коренная задача иудаизма – ввести на всей земле принцип единобожия и царство справедливости – растет и крепнет с каждым днем. Библия Лютера вышла из комментариев рабби Раши, следовательно, протестантизм, передовая религия индо-германцев, есть дитя все того же иудаизма, а 28 сентября 1791 года – день, с которого во Франции уже нет отдельной истории евреев и который служит девизом их победоносного будущего в целом мире».
Обманчивая внешность и кажущаяся стройность чаяний новоявленного иудейского философа не в силах скрыть его умственной нищеты. Иуда действительно видел многое, но современная цивилизация – дело вовсе не его рук. Дарместетер клевещет, говоря, что Европа ходила учиться в еврейское гетто. У самих евреев никогда не было никакой науки; даже по отношению к медицине в Талмуде сказано, что и наилучший из врачей все-таки попадет в ад. Зато в чернокнижии сыны Израиля неизменно являлись специалистами, причем большинство терминов и выражений остаются еврейскими доныне. Говорить, что все на земле происходит через Иуду и ради него, все равно, что объяснять движение светил небесных желанием с их стороны доставить выгоду шарлатанству астрологии. Втискивать же историю человечества в рамки низменной и преступной биографии израильтян равносильно покушению закрыть свет солнца еврейским лапсердаком…
А дабы освежить в памяти указания, которые на международной сцене дает о евреях повседневная жизнь в наше именно время, приведем, оставляя множество других, хотя бы некоторые факты.
1. Осквернение русского хлеба «избранным» народом. («Новое Время», 1 июня 1911 г. № 12649).
Одесский корреспондент «Москов. Вед.» рисует картину плодотворной деятельности местного биржевого комитета на поприще охраны интересов русской торговли и промышленности: «Одесский биржевой комитет, посвятивший много заседаний вопросу о фальсификации зерна, пришел к выводам и резолюциям, которые способны привести в изумление потребителей насущного хлеба и заставляют призадуматься за судьбу русского хлебороба. Прежде всего комитет установил, что засорение зерна мусором не должно почитаться фальсификацией, ибо употребляемый для этого мусор не состоит из ядовитых (?!) веществ и для здоровья безвреден (sic)». Исходя из такого соображения комитет полагает, что все дела этого рода не должны подлежать судебному, тем более уголовному разбирательству, а лишь – рассмотрению комитетских специалистов, т. е., что гг. Менделевичей и Файвишевичей должны судить гг. Бабиновичи и Рафаловичи с выходом из сетей Улож. о нак. на широкий путь гражданских правоотношений.
А отношения эти в деталях очень несложны. Если, например, экспортер обязался доставить покупщику партию зерна с 10 % примеси, а таковой при сдаче оказалось лишь на 5 %, то покупщик должен сделать продавцу соответственную бонификацию. Говоря попросту, если экспортер не домошенничал наполовину, то покупатель должен его за это вознаградить, в противном же случае, если зерно содержит более 10 % сору, то покупатель имеет право искать скидку с перемошенничавшего продавца.
Далее комитет находит необходимым ходатайствовать перед правительством о понуждении наших хлеборобов, крестьян и помещиков, чтобы они выпускали на рынок зерно, как можно, чище. О себе же гг. одесские экспортеры и маклеры умалчивают»…
Нельзя не вспомнить, что, опираясь именно на одесских фальсификаторов и в ближайшем союзе с ними, товарищ министра торговли г. Миллер разрабатывал в прошлом году проекты коренных преобразований русской хлеботорговли в специальной комиссии, созванной под его председательством, с усиленным представительством всяких Менделевичей и Охоровичей. Страшно подумать, что может получиться в результате миллеровско-менделевичевских реформ!..
2. В стране «свободы». В Нью-Йоркских газетах появилось следующее объявление: «Продается мужчина, 43 лет от роду, ростом 5 фут. 8 дюйм., весом 162 ф.; здоров, привычен к машинам, не требователен; от работы не увиливает, согласен на всякие условия. Указан адрес пастора-филантропа Марго в Бруклине. Оказалось, что бедняк-объявитель, отчаявшись найти себе какую-либо работу, во избежание голодной смерти, просил пастора Марго продать его с публичного торга. Покупатель нашелся; бедняк получил работу. Узнав об этом, сотни безработных на следующий же день явились к пастору, предлагая и себя в продажу. Пастор решил продавать голодающих безработных «с молотка», назначив аукцион в день празднования юбилея Авраама Линкольна – освободителя рабов…
3. Собачий обед. Дамы высшего Нью-Йоркского общества [152] устроили для своих собак пышный обед в одном из роскошных отелей.
На почетном месте заседала китайская болонка, семь других собак были размещены вокруг стола, убранного живыми цветами. За каждой собакой ухаживала ее владелица.
Обед был организован директором отеля, кушанья подавались лакеями в серебряной посуде. Получили приглашение на любопытное зрелище все репортеры газет.
Вот что, однако, писала по поводу этого обеда газета «New York World»: «То, что для богатого класса кажется веселым времяпрепровождением, является для человечества оскорблением, когда тысячи сгибаются под тяжестью труда, едва снискивая пропитание для своих детей. Если плутократия не сошла еще с ума от своего богатства, то ей не следует дразнить плохо питающийся народ своими китайскими болонками!..»
4. Северная Америка – обетованная земля свободы. Проповедуемое в теории равенство, на самом деле уже давно превратилось здесь в чудовищные контрасты, а свобода – в жестокое рабство миллионов людей. Грубое бессердечие, суровость фабричных нравов, крайняя дороговизна всего и явная опасность умереть голодной смертью таковы, что в Соединенных Штатах бедный человек, строго говоря, не должен иметь семьи. С уходом родителей на работу некому присмотреть за юным поколением. «В одни лишь последние годы около полутора миллиона детей до четырехлетнего возраста, – говорит авторитетный исследователь Уэллс, – принесено в жертву Маммоне…» Каково, далее, само выборное правительство, можно судить по тому, что в стране, которая способна прокормить пятьсот, а при интенсивном хозяйстве и восемьсот миллионов людей, оказывается необходимым, уже при нынешних девяноста миллионах населения, заключать договоры с Канадой о ввозе дешевых пищевых продуктов. Фермеры же в Соединенных Штатах толпами бегут от «научного» деспотизма трестов.