Уничтожение кустарей и концепция промышленности в руках капиталистов высасывают, на утешение тому же еврейству, и народные и государственные силы. Завладевая ипотечным, равно как всяким вообще кредитом, превращая чужие имущества, дела и работу в предметы спекуляции, т. е. в биржевую макулатуру и обезземеливая сперва высшие, а затем и низшие классы народа, масонский иудаизм постепенно становится монополистом политических прав и владыкой законодательных выборов, а, стало быть, и всего управления страной.
Общественное мнение и личная инициатива разлагаются неистовством жидовской печати, ее дерзкими, невежественными, вероломными и противоречивыми суждениями про все и вся в прямом расчете одурачить и вышутить презренных «гоев». Образование и воспитание юношества заменяются по указке кагала «либеральными» безрассудствами, презрением к науке, а засим – ко всему идеальному, высокому и прекрасному.
Раздробление политических партий неумолимо влечет их под иго еврейское, так как вести соревновательную борьбу нельзя без денег, а деньги у евреев.
Дьявольский план приковывает народы к неблагодарному и жестокому труду. Бедность охватывает массы людей и гнетет их сильнее, чем крепостное право и даже рабство. Если еще возможно освободиться от лакейского звания, то от нужды оторваться нельзя.
В конечном результате даже республиканские права для поденщика – горькая ирония. Нищета не дает пользоваться ими. Отнимая же гарантию постоянного заработка, «свобода стачек» предпринимателей и «товарищей», планомерно направляемая евреями и масонами, лишает рабочего всех человеческих прав.
Переходя, со своей стороны, к тому финансовому бандитству, которое позволяет евреям, никогда не работая, обращать в свою пользу труд других людей, Эдуард Дрюмон спрашивает:
«По какому же праву золотой паук отовсюду высасывает вся и все? Как только яйцо снесено, еврейство проглатывает его. Едва копилка наполнилась, «избранный народ» взламывает ее. Не успел вздуться шерстяной чулок, как сыны Иуды уже опорожнили его. Не пора ли, наконец, и нам кое у кого из финансовых королей, на которых все указывают пальцами, спросить, как приобрели они свои чудовищные богатства?!..»
IX. Паразитный характер еврейства исключает применение мечты сионистов, если бы она и могла быть искренней. Самостоятельно сионизм не просуществовал бы и одного года, что ему самому, разумеется, известно лучше, нежели кому-либо иному.
«Наша цель: в области политики – республика, в хозяйственной сфере – коммунизм, в религиозной – атеизм», – бесцеремонно заявил германскому рейхстагу Август Небель. А кто же не знает, что сионизм и социал-демократия состоят в преступном сожитии. Террористический «Бунд» рекрутируется главным образом сионистами и в них именно встречает лучших своих агитаторов. «Демократ» и «сионист» – термины однозначащие в черте еврейской оседлости. Иначе, впрочем, и быть не могло, как без колебаний удостоверит всякий, знакомый с «передовым» еврейством.
Развенчивание всех авторитетов, поругание всякой власти, унижение и высмеивание любой нравственной и физической дисциплины, подрывание самых устоев церкви и армии у обманутого «неприятеля», а как антитеза этому – неумолимость повиновения и стройность организации под эгидой «вечных» предписаний Талмуда в среде самого еврейства завершают пред нами текст сатанинской программы.
Недаром в своем трактате «Спинозизм в иудействе» голландец Иоанн Вахтер еще в 1699 году, рассматривал Спинозу, как переодетого каббалиста. Действительно, «новая» система Боруха Спинозы представляет ближайшее родство с учением Соломона ибн Гебироля или Авицеброна (XI века), наиболее прославленного из еврейских каббалистов, смешавших воедино и Талмуд, и греко-арабские предания, и многое другое из «таинств» древнего мира.
Мудрено ли, что, отражая дух того человечества, из которого проистекает, арийская Риг Веда, за немногими исключениями, дышит поэзией, нежностью и благородством, и что, наоборот, большая часть сказанного в Талмуде и каббале запятнана материализмом, жестокостью и предательством?!..
Мудрено ли, далее, что повсюду, где когда-либо они приобретали силу, евреи оказывались «профессорами» гнета и преследования?..
Мудрено ли, наконец, что тогда как уже в сочинениях Гизо, Минье и Луи Блана можно прочитать то же самое, что мы и сегодня знаем о сущности и возникновении социальных явлений, и что в самой Германии Лоренц фон-Штейн, гораздо раньше Мардохея Маркса дал полную картину борьбы общественных классов, у одного Маркса эта проблема превратилась в террор пролетарского деспотизма под главенством всемирного кагала, разумеется? Социальные теории идут, несомненно, из Франции, но как арийцы, французы наравне с древними греками исповедуют вечность мыслящего принципа, т. е. бессмертие души. Ничего подобного мы не видим у евреев, для которых удовлетворение только животных потребностей – единственная форма счастья, ими познаваемая. Вот почему, тогда как те же французы на первый план выдвигали самодеятельность и развитие личности, а разуму поклонялись, – Мардохей Маркс и его лукавые последователи задумали, наоборот, превратить мир Божий в тупоумную фабрику, а человечество – в арестантские роты, всякое соревнование запрещать, а разуму или таланту, даже здравому смыслу, не давать хода. Но если человек не имеет права хотя бы на трудолюбие, а дитя не должно знать своего отца, и если все мы только голодные волки, которых будут кормить, но и держать на цепи по приказу еврея Маркса, тогда спрашивается, о какой же нравственности в социализме может быть речь? Рассматривая историю человечества, единственно как борьбу классов из-за власти, т. е. в сущности из-за порабощения одних людей другими, помянутый сын Иуды, как сам, так и в лице своего зятя, такого же еврея – Энгельса et consortes, а затем и в стаде неомарксистов, очевидно, лишен тени надежды подыскать какой бы то ни было суррогат. Хотя, в тумане долгих веков, евреям удавалось подделывать многое, тем не менее, позволительно думать, что месть и ненависть им не удастся превратить в милосердие и любовь.
«Иудейский культ нелеп и мрачен!» – заметил еще Тацит. А что же может быть бессмысленнее и циничнее марксизма? «Мы хотим, – должны бы сознаться его адепты, – немногого: несчастных сделать счастливыми, а счастливых – несчастными!..»
Пусть все расшаталось, как утверждают социалисты; пусть хозяйство, наука, искусство, нравы, религия, одним словом, все наши понятия пребывают в состоянии брожения; пусть на свете не будет ничего прочного, но люди все-таки не подчинятся диктатуре пролетариата. Если бы даже, как говорит Кабэт, что, впрочем еще отнюдь не доказано, «современная культура принесла одни постыдные, результаты, смуты и беспорядки, пороки и преступления, войны и революции, кости и избиения, катастрофы и бедствия», – никогда, однако, не наступит того, что воображал Фурье, представляя в новом строю жизни землю населенную какими-то «услужливыми анти-львами», соленую воду океана, превратившуюся в сладкий лимонад, а людей – ростом в три метра…
«Еврей, удостоверяет Ренар, – знает обязанности исключительно в отношении себя самого. Стремится по пути мщения требовать того, что, по его мнению, составляет его право. Таков в его глазах неизменный его долг. С другой стороны, спрашивать у него верности слову или беспристрастия в отправлении правосудия значит домогаться невозможного. Кроме необузданного себялюбия, ничто не владеет страстной душой еврея. Личный интерес никогда не изгоняется из их морали… Самый святой между ними не считает за грех тягчайшие преступления в видах достижения цели».