…Как такой развязки
Не жаждать?
Уильям Шекспир (1564–1616)
За двадцать минут до того, как ракета слилась в страстном поцелуе с тарелкой радара, капитан Адольф фон Кляйст наконец рассудил, что может безопасно спуститься из своего укрытия в «вороньем гнезде» на борту «Bahia de Darwin». Корабль предстал ему обобранным дочиста. Оснастки и навигационных приборов на нем оставалось меньше, чем было на судне Ее Величества «Бигль», когда этот бравый маленький деревянный парусник отправлялся в свой кругосветный вояж 27 декабря 1831 года. «Бигль» по крайней мере, был о снащен компасом и секстантом и располагал навигаторами, способными по звездам с достаточной точностью определять местонахождение судна в часовом механизме мироздания. Более того: на «Бигле» имелись масляные лампы и свечи для ночного освещения, гамаки для матросов и матрасы с подушками для офицеров. Любому же, кто решил бы провести ночь на «Bahia de Darwin», пришлось бы теперь преклонить голову на голом железе – либо делать так, как поступала Хисако Хирогуши, когда больше не могла держать глаза открытыми. Хисако в таком случае садилась на крышку унитаза в туалете по соседству с главной кают-компанией и, оперев руки об умывальник, укладывалась на него головой.
* * *
Я сравнил толпу перед отелем с приливной волной, гребень которой прокатился мимо автобуса, чтобы больше не вернуться. Толпа же на причале, я бы сказал, скорее напоминала ураган. Теперь этот смерч в сумерках возвращался вспять, неистово крутясь и питаясь собственной энергией, поскольку его участники – волочащие омаров и вино, электронику и портеры, вешалки для пальто и сигареты, стулья и свернутые ковры, полотенца и покрывала и еще многое и многое другое, – сами стали благодатным объектом для грабежа.
Итак, капитан кое-как выбрался из «вороньего гнезда». Металлические перекладины лестницы оставили синяки на его голых нежных ступнях. Насколько он мог судить, корабль, да и весь причал, остался в его полном распоряжении. Первым делом он направился к с ебе в каюту, так как на нем были только подштанники и он надеялся, что мародеры все-таки оставили ему что-нибудь из одежды. Однако, когда он вошел и повернул выключатель, ничего не произошло – ибо лампочки в каюте оказались вывернуты.
Ток в сети, как бы то ни было, не иссяк, ибо в машинном отделении корабля имелись аккумуляторные батареи. Дело было в том, что похитители лампочек, перед тем как украсть батареи, генераторы и стартерные двигатели, отключили машинное отделение. Таким образом они, сами того не зная, оказали человечеству огромную услугу. Благодаря им корабль остался на ходу. Без навигационного оборудования он был слеп, как Селена Макинтош, но по-прежнему являлся самым быстроходным в этой части света и мог при необходимости рассекать воду на предельной скорости в течение двадцати дней без дополнительной заправки – при условии, что в непроглядной тьме машинного отделения все будет функционировать нормально.
Однако, как окажется впоследствии, по прошествии всего пяти дней в открытом море, в этой непроглядной тьме машинного отделения все-таки что-то было неладно.
* * *
Капитан, ощупью пытаясь отыскать в своей каюте хоть какую-нибудь одежду, чтобы прикрыть наготу, разумеется, не помышлял о выходе в море. Но ему не оставили даже носового платка или полотенца. Так впервые ему довелось испробовать вкус дефицита одежды – что в тот момент казалось простым неудобством, но должно было превратиться в острую проблему, которой суждено преследовать его все оставшиеся тридцать лет жизни. Ему просто неоткуда будет взять ткань, чтобы защитить свою кожу от солнечных ожогов в дневное время и от холода – в ночное. Как будут он и другие колонисты завидовать меховой шубе дочери Хисако, Акико!
Все они – кроме Акико, а затем ее столь же пушистых детей – вынуждены будут носить непрочные накидки и шляпы из перьев, соединенных рыбьими кишками.
Ибо сказано «Мандараксом» вопреки тому:
Человек – двуногое без перьев.
Платон (4277–374 до н.э.)
Капитан, обшаривая каюту, сохранял спокойствие. Душ в его голове начал было сочиться, но он плотно перекрыл его. Как бы то ни было, кое-что он был способен сделать правильно. Вот насколько ему удалось сохранить самообладание. Как я уже упомянул ранее, его пищеварительная система еще была достаточно загружена перевариваемой снедью. Однако еще важнее для спокойного состояния его духа было то обстоятельство, что никто ничего от него не ожидал. Почти у каждого из тех, кто разграбил судно, имелась многочисленная родня, которая дошла уже до крайней нужды и принималась закатывать глаза, хлопать себя по животу и тыкать пальцем себе в глотку – в точности как это делали девочки из племени канка-боно.
Капитан по-прежнему не терял своего знаменитого чувства юмора и мог свободнее, чем когда бы то ни было, прибегать к его помощи. Ради кого было ему теперь прикидываться, что он воспринимает жизнь всерьез? На корабле не оставалось даже крыс. Впрочем, на «Bahia de Darwin» крыс сроду не бывало – что было для человечества еще одной крупной удачей. Высадись крысы на берег Санта Росалии вместе с первыми поселенцами, и людям не осталось бы на острове никакой пищи уже месяцев через шесть.
В итоге, сожрав остаток людей и друг друга, крысы тоже бы передохли.
Ибо сказано «Мандараксом»:
Рой крыс!
Он псов и кошек насмерть грыз.
Кусал в кроватках малышей.
Сыр поедал и суп пил из
Стряпухиных ковшей.
Буравил бочки с сельдью вдрызг.
Мужчинам в шляпах встретить риск
Был выводок крысят, а дамам писк
Мешал вести беседы с супругую соседа –
Звеня октавой вверх и вниз.
Гоберт Браунинг (1812–1889)
Умные пальцы капитана, орудуя в темноте, нащупали нечто, оказавшееся позже початой бутылкой коньяка, на бачке унитаза в его каюте. Это была последняя бутылка на всем корабле – от носа до кормы и от «вороньего гнезда» до киля – и последнее, чем можно было на нем подкрепиться. Говоря это, я, конечно, не беру в расчет возможность каннибализма: тот факт, что и сам капитан с этой точки зрения был вполне съедобен.
Но в тот самый миг, как пальцы капитана цепко сжали горлышко бутылки, «Bahia de Darwin» содрогнулась, словно кто-то огромный и мощный снаружи беспардонно дал ей тумака. И еще – снизу, со шлюпочной палубы донеслись мужские голоса. Дело было в следующем: команда буксира, доставившего топливо и провизию на колумбийский сухогруз «Сан Матео», решила умыкнуть с «Bahia de Darwin» две спасательных шлюпки. Похитители отвязали булинь, и буксир теперь разворачивал несчастное судно носом к устью, чтобы можно было спустить на воду шлюпку с правого, обращенного к причалу борта.
Так что теперь корабль связывал с южноамериканским материком один-единственный трос, укрепленный на корме. Выражаясь поэтически, трос этот являлся белой нейлоновой пуповиной, связывавшей современное человечество с его прошлым.