Развороченные снарядами остатки стен ГУМа приближались — и вдруг оттуда, из разверстых дыр, наверно бывших когда-то огромными окнами, с ревом хлынула волна серых тел. Разведчик явственно видел красные, налитые кровью глаза нео, хлопья пены, летящей из их пастей меж желтых, сточенных клыков, грязную шерсть с проплешинами огромных язв, вызванных лучевым поражением Полей Смерти…
Что ж, умирать приходится лишь однажды. И лучше так, с мечом в руке, чем старым и немощным в постели от неизлечимых болезней.
Данила поудобнее перехватил рукоять меча и, бросившись навстречу лавине вражьих тел, заревел в ответ…
— Чего орешь?! Эй, разведка, просыпайся!
Кулаки, стиснутые в камни из плоти и костей, медленно разжимались. Горящие глаза мутантов постепенно превращались в огненные языки факелов, воткнутых в стены, а скрежет их когтей о брусчатку Красной Площади трансформировался в мерное шуршание точильного камня по изогнутому клинку.
— Все тот же сон? — осведомился Ратмир, не прерывая своего занятия.
Данила не ответил, лишь переместился на лавке из положения лежа в сидячее. Сердце продолжало колотиться в боевом режиме, тренированное тело жаждало боя, реванша, а не позорного бегства. Хотя тогда иного выхода не было. Нет чести в том, чтобы умереть бесполезно, не для того его годами готовили лучшие воины Кремля. Но все же пятно лежало на душе, возвращаясь почти каждую ночь в виде желанного продолжения, — уж лучше бы месяц назад и вправду отряд нео засел в развалинах и дал возможность умереть как подобает воину.
Но не было в то утро в ГУМе вражьего отряда. После своего бегства весь оставшийся день и половину ночи Данила скрывался в зарослях, стараясь держаться подальше от гибких побегов хищных сорняков. А когда вернулся в Кремль, то узнал, что хитрые нео пошли на переговоры с противником и показали при этом потерянный шлем разведчика — мол, в плену он у нас, выкупайте. И отдали кремлевские за Данилу серьезную цену — три больших мешка пороха. Вернее, за его шлем. Ночью же «пленный» вернулся сам тайными тропами, но было уже поздно. Бесценный черный порох нео унесли с собой и, скорее всего, приберегли до того времени, когда понадобится заложить бомбу под зубчатую красную стену.
Даниле никто слова не сказал — война есть война, и на ней случается всякое. Как он рубился, видели многие, и вряд ли кто решился бы упрекнуть воина в чем-либо. Кроме него самого.
— Лучше бы я в пахари пошел, — в сердцах бросил Данила. — Больше б толку было.
— Не согласен, — проворчал Ратмир, протирая кукри, и так вычищенный до блеска после заточки. — Не твое это. Ты же знаешь, мне тоже довелось раз побывать в плену, и это не значит, что я, боярский сын, лишился славы и чести. Сам знаешь, выкупили наши — и ничего. Кстати, вот тебе и не имеет цены золото. Еще как имеет. Меня, например, нео как раз за золото и отпустили — тогда у нас пленных мутантов для обмена не было и пороха в обрез, вот и пришлось нашим отвалить пару старинных кубков. А то уже хотели некоторые предметы, не связанные с памятью о прошлом, чуть ли не на пули переливать, мол, дальше свинцовых бить будут.
Ратмир ухмыльнулся.
— Так что, несмотря на прошлый плен, живу, воюю, вон даже десятником разведроты поставили. А тебе чего не хватает? Силы хоть отбавляй, статью тоже не обижен, вон девки заглядываются — только что не спотыкаются. Слава же придет, никуда не денется. Это пахарь живет от пахоты до пахоты, а воин — от рейда до рейда. Так что жди рейда и будет тебе слава.
Данила невесело усмехнулся. Давний спор в который раз грозил затянуться на всю ночь. Хотя что еще делать ночью, когда до рези в глазах пялишься в бойницу, опасаясь и в то же время надеясь увидеть в тумане огни факелов нео. Или и того хуже — налобных прожекторов био. Опасаясь потому, что огни — это штурм. И надеясь потому, что огни — это битва. Та, что разгоняет застоявшуюся кровь и наполняет сердце воина предвкушением победы.
— Воин живет от битвы до битвы, — сказал Данила. — А пахарь — надеждой на то, что когда-нибудь попадет в дружину.
— Ага, жди, — фыркнул Ратмир. — Пахарь, он и есть пахарь, его, кроме жратвы, сохи, жены да ребятишек, ничего не интересует.
Ратмир поднял кривой непальский меч до уровня глаз и прищурился, проверяя, не надо ли еще полирнуть клинок или подправить заточку. Почему кукри называют «непальским» не знал никто, может, раньше «непал» означало что-то непалимое, несгораемо вечное? Кто ж его знает… Раньше много было того, о чем сейчас остались лишь сказки да былины. Или вот Ратмиров меч, например, что достался ему от отца, погибшего в легендарной битве при Мытищах. А тому — от деда, который сложил голову в рейде на конвой био, боевых биороботов, везущих — страшно подумать — целую цистерну бензина. Хотя, может, это была провокация — био горазды шевелить полусинтетическими мозгами, когда дело касается еды. Да и вправду, если подумать, то зачем им бензин, когда энергию для своих бронированных тел они получают, пожирая мертвечину?
— Тебя послушать, так пахари — люди низшего сорта, — покачал головой Данила. — А хлеб ты, между прочим, жрешь, их руками выращенный.
— Много бы они вырастили, если б мы за их хлеб кровью не расплачивались.
Данила вздохнул и ничего не ответил. У приятеля на все был заготовлен стандартный ответ, слышанный уже не однажды долгими вечерами дежурств под конической крышей Никольской башни, обшитой толстыми броневыми листами. Как раз покойный дед Ратмира ту башню и усиливал — био в те времена еще могли по Кремлю и реактивным зарядом долбануть. Это сейчас у них, кроме дурной силы под броней, считай, ничего больше не осталось. Хотя и этого хватает — твари хоть и утратили огневую мощь, но выжили и, как следствие, стали намного хитрее и выносливее предков. Эволюция, ничего не попишешь..
А ведь если подумать хорошенько, то уже без малого двести лет прошло с Последней Великой войны, а Поля Смерти все фонят, продолжая плодить новых чудовищ, все более жутких и кровожадных. Которых не всегда берет стрела даже начиненная порохом и шею которых далеко не всегда перерубает с одного удара кривой кукри Ратмира, хотя десятник, надо отдать ему должное, владеет своим оружием виртуозно.
Словно прочитав мысли Данилы, Ратмир, видимо раздумав воевать с приятелем словесно, сменил тему.
— Думается мне, у тварей эволюция в гору прёт, — сказал он. — Недавно Горын видел, как здоровенный нео в Поле Смерти по доброй воле впёрся. Сел там прямо в центре и давай лучевые ванны принимать. Рожу у него корёжит, с тела шкура клочьями отваливается, а он терпит, только землю когтями дерет и зубами клацает от боли, да так, что у него клыки обламываются и из пасти сыплются.
— И не дохнет? — удивился Данила.
— Не-а. Видать, ему не впервой. Горын говорил, что тот нео был чуть не вдвое больше обычного. Думаю, он раньше случайно на край Поля забрел, ну его и разнесло как на дрожжах. А он то дело усёк и пришел за добавкой.
— Погано, — сказал Данила. — Если у них помимо мяса еще и мозгов вдвое больше вырастет и они научатся, как био, доспехи себе из металла клепать и ремонтировать, туго нам придется. Нео-то в разы поболе числом будет, чем био и шамов вместе взятых.