Тут он совсем по-детски шмыгнул носом.
– И все-таки, пожалуй, главная цель моего визита к вам, практически к незнакомцу, – исповедь. Как это делают в церкви. Но поскольку я – человек неверующий, атеист, то решил исповедаться не священнику, а вам. Прошу за то простить, но моя исповедь принесла мне облегчение. Благодарю вас!
Итак, я действительно оказался жилеткой для слез. В таком случае имею право вытянуть из него порцию полезных сведений. Напомнив о троих рыцарях, что предоставили через прессу свою долю свитков, я поинтересовался впечатлением Мунка о каждом из них.
Мой вопрос мгновенно успокоил профессора. За пять минут он дал характеристику всем троим: по всему выходило, что ни Франк Монабилье, ни огненноволосый Крис Дюре, ни артист балета Константин Реве, одолевший лишь половину единственного свитка, не произвели на Мунка какого-либо впечатления. Он произнес лишь несколько фраз о своей благодарности этим гражданам за сданные свитки. Вот и все.
Пора было переходить к более интересному моменту.
– Послушайте, профессор, мне уже давно не тринадцать лет – именно в этом возрасте я зачитывался рыцарскими романами и мечтал о подвигах меча. И все-таки история вашего ордена и в первую очередь его основателя, магистра Себастьяна, меня, как и многих жителей Брюсселя, взволновала. Мы познакомились с уникальной личностью – согласитесь, мсье Пилциг, несмотря на тяжелое ремесло ювелира, в душе так и остался мальчишкой, претворив свои мечты в жизнь. Он основал орден «Наследие Скильда», куда принимал рыцарей лично, каждому давая задание по обработке текстов свитков, которые сам привез с Мальорки… Кстати, а вам он никогда не предлагал сопровождать его?
Последний вопрос пришел мне в голову совершенно случайно, и я задал его без малейшего подвоха. Однако профессор немедленно покраснел, закашлявшись так, словно внезапно поперхнулся.
– Прошу прощения, – проговорил он, невольно улыбаясь, – но, наверное, я в отличие от Себастьяна давно не мальчишка. Я преподаю в университете историю искусств. Это, поверьте мне, огромный труд, включающий ежедневную подготовку к семинарам и лекциям, не считая чтения опусов студентов. Плюс ко всему – у меня ведь тоже была моя доля свитков, работа над которыми была настоящим наслаждением. Так что, сами понимаете, ни о каких путешествиях и разговоров не было.
Я кивнул. Что ж, вполне можно себе представить. Пора было переходить к главному вопросу. Я задумчиво скрестил руки на груди.
– Вы знаете, буквально вчера я узнал про еще одну любопытную особенность вашего ордена: оказывается, у каждого рыцаря было свое имя одного из старших арканов Таро, которое знали только двое: давший имя магистр Себастьян и сам рыцарь. Это правда?
В ответ профессор неожиданно весело расхохотался.
– Совершенная правда! – он даже хлопнул себя ладонью по колену. – И в этом Себастьян был непревзойденным мастером. Он просто обожал загадки и тайны! И он действительно заклинал никому не открывать своего имени. Скажите, ну кому станет хуже от того, что я сообщу свое рыцарское имя?
Он покачал головой.
– Между прочим, я один знал имя самого магистра. Полагаю, теперь я могу открыть его вам. Отгадайте, как назвал Себастьян самого себя?
Признаться, никакой идеи не пришло мне в голову под чуть насмешливым взглядом профессора. Он прищелкнул языком.
– Джокер! Именно так. В интерпретации монаха Скильда – Священный Джокер. Могу процитировать вам определение Священного Джокера по Скильду…
Профессор чуть прикрыл глаза, стараясь как можно более точно припомнить каждое слово.
– «Священный Джокер – главный аркан колоды, начало начал, не добро и не зло, не вера и не безверие – чистая сила, способная на великий подвиг и ужаснейшее преступление; Священный Джокер – это то, на чем строится наш мир: великое равновесие и условие изменений. Если его окружают черные карты, он несет зло, если в большинстве оказываются светлые – олицетворяет добро. Священный Джокер – зеркало нашего мира и нашей жизни, в которой мы сами выбираем черное или белое, добро или зло. Священный Джокер – отражение наших душ».
В течение нескольких мгновений в комнате стояла тишина. Елки-палки, с этим определением Джокера можно было бы и поспорить – во всяком случае, по части того, что магистр взял его имя себе.
– Судя по определению Скильда, наш мир и наши души постоянно остаются нестабильными, балансируя между добром и злом, – наконец произнес я. – Но если Джокер – это магистр Себастьян, стало быть, он же – зеркало нашего мира. В таком случае наш мир не так уж плох.
– А вот я полагаю, что нашему миру далеко до романтизма и мальчишества Себастьяна, – горько усмехнулся Мунк. – Все с точностью до наоборот, что и подчеркнула сама его смерть. Разве не так?
К этому часу за окном окончательно стемнело, и вдоль улицы прочертилась яркая линия фонарей. Я намеренно не сдержал зевок.
– Этот спор бесконечен. – Я улыбнулся. – Предлагаю на сегодня его завершить. Только один, последний вопрос: а каково же было ваше имя, если это, конечно, не секрет?
Профессор послушно поднялся, слегка разминая пальцы рук. Он кривовато усмехнулся в ответ на мой вопрос.
– Отнюдь не секрет. Магистр назвал меня Отшельником по имени девятого аркана. Полагаю, он намекал на то, что я, неженатый и одинокий сухарь, днями и ночами корплю над книгами.
Он еще договаривал свою фразу, а я едва не рухнул назад, в свое кресло.
Отшельник Питер Мунк. Тот, который сообщил Пилцигу о продаже мансарды и который, как помнится, убеждал меня, что знать ничего не знал о чердаке, где магистр был убит. Тот самый, что лучше других мог подставить свою студентку. Который никогда не ездил с магистром на Мальорку, хотя, могу поспорить на что угодно, мечтал об этом, почему и развесил в своем кабинете, переполненном книгами и рукописями, цветные картинки волшебного острова.
Скажу честно, несколько секунд я смотрел на профессора с невольным ужасом, четко представив его с кинжалом в руках, замахивающимся на ничего не подозревающего магистра. Поймав мою волну, Мунк посмотрел на меня внимательнее, тут же мрачновато прищурившись.
– Что с вами? – даже сам его голос прозвучал неожиданно резко.
Я попытался улыбнуться дерзко и смело.
– Ничего. Просто вы только что признались в убийстве магистра Себастьяна, профессор. Ведь это вы его убили?
Он на мгновение замер на месте, а потом тихо опустился в свое кресло, молча уставившись на меня. Сами понимаете, мне только и оставалось, что изложить свою мгновенно родившуюся версию:
– С самого начала Люси все твердила, что никто не мог знать о месте их с магистром встречи – дескать, она по его настоятельной просьбе тщательно проверила, чтобы за ней не было «хвоста». И «хвоста» не было. Но между тем кто-то не только знал о месте встречи в мансарде, но и заранее подкараулил там магистра, чтобы убить его позаимствованным у Люси ножом и уйти с золотым Джокером в кармане. И все бы было хорошо, если бы не Человек-Тень, услугами которого магистр пользовался.