Волнение душило его.
– Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?
Я не могла ответить.
* * *
Серое небо тяжело нависало над нашими головами. Кружились редкие снежинки, укрывая белым синие береты и пестрые пледы мужчин. Мы выехали еще до рассвета. Я надеялась, что теперь, когда мы покинули Перт, где все дышало недовольством и отчаянием, на душе станет светлее.
В последние дни по городу прокатилась волна слухов, в которые не хотелось верить. Говорили, что некоторые предводители якобитов выразили готовность выдать Претендента правительству, если последнее примет их условия. В числе этих предателей называли и маркиза Хантли. К величайшему нашему огорчению, все говорило о том, что капитуляция неизбежна. После всего услышанного я не удивлялась тому, что спутники мои хранили мрачное молчание. Да и поездка нам предстояла не из веселых.
О Треворе и Франсес мы не получили никаких новостей. Я умирала от тревоги. Тревора, разумеется, обвинили в убийстве и посадили в холодную мрачную камеру Инвернесского толбута. Что до Франсес… Я молилась, чтобы она была жива, здорова и на свободе. Если так оно и было, то моя девочка наверняка бродила сейчас по чужому городу, словно неприкаянная душа, и молила о чуде, которое вернет ей супруга. В глубине души я сомневалась, что мы сможем выручить Тревора из беды. Возможно даже, что его уже повесили…
Лиам снова согнулся в приступе кашля. Я посмотрела на него. У него не было жара, но его свистящее дыхание меня тревожило. В нашей съемной комнате спать ему пришлось на холодном полу, что, разумеется, не могло не сказаться на его самочувствии. Теперь я боялась, что длительная поездка верхом, которая нам предстояла, может окончательно подорвать его здоровье.
Сама я чувствовала себя совершенно разбитой. События прошлого вечера так меня взволновали, что я не смогла найти во сне отдыха. Я проспала несколько часов, но и они были наполнены суматошными сновидениями. Поэтому в путешествие по краю, в котором небо невозможно было отличить от земли, я отправилась, будучи в прескверном расположении духа.
Лиам посмотрел на меня и несмело улыбнулся. Мне не хотелось усложнять ситуацию еще больше, поэтому я улыбнулась в ответ и закрыла глаза, чтобы попытаться навести порядок в чувствах, обуревавших мою и без того истерзанную душу.
Мы ехали уже много часов. Я точно не смогла бы сказать сколько, потому что солнце по-прежнему пряталось в снежной дымке. Я ехала вслепую, полностью доверившись своей кобылке, которая, к счастью, похоже, знала дорогу. Колин с Дональдом держались позади и тихо разговаривали. Их голоса доносились до меня приглушенным шепотом. Лиам ехал со мной рядом, справа. Скоро дорога начала подниматься. У меня живот свело судорогой от голода – мы с утра ничего не ели.
Лошадиное ржание, чей-то окрик, и мы застыли в седлах. Лиам положил руку мне на бедро, призывая к молчанию, потом обернулся к Колину и Дональду.
– У нас незваные гости, – шепотом проговорил Дональд.
Прищурившись, я попыталась разглядеть хоть что-нибудь в белой пустоте пейзажа, но не увидела ничего, кроме снега, переносимого ветром с места на место. Я передернула плечами.
– Ты тоже их услышал, верно? – спросил Колин.
– Конечно.
И вот тогда-то мы их и увидели: из-за белоснежного холма показался отряд английских драгун, ехавших двумя колоннами.
– Проклятье! – выругался Колин.
Лиам сильнее сжал мне ногу. Наши взгляды встретились. Сомнений не оставалось: мы попали в беду. Мои спутники вынули пистолеты и патроны и в следующую секунду, словно по сигналу, наши кони сорвались в бешеный галоп.
Драгуны тоже нас увидели и понеслись следом. Пули свистели вокруг, вгрызаясь в кору деревьев.
– Спрячься в лесу как можно дальше! – крикнул Лиам, подталкивая мою кобылку в гущу деревьев.
– Лиам! – в испуге заорала я.
У нас над головами просвистела пуля.
– Делай, как я говорю, Кейтлин!
Он притянул меня к себе и пылко поцеловал.
– Я люблю тебя, a ghràidh. Поезжай!
– Я не могу…
Он спрыгнул с лошади, стянул меня с седла и толкнул к лесу. Раздался еще один выстрел, и кто-то вскрикнул. Я обернулась и увидела Колина, вцепившегося в гриву коня. Он сморщился, словно от боли.
– Колин! – взвизгнула я, бросаясь к нему.
Однако Лиам успел поймать меня за руку и снова толкнул к лесу, подальше от опасности.
– Умоляю, a ghràidh, беги и спрячься!
В его взгляде, у него на лице я прочла боль, страх и отчаяние. Еще одна пуля застряла в дереве прямо у меня над головой. Я наконец вышла из оцепенения и побежала, петляя меж белых заснеженных ветвей. Выныривая из вьюги, они, словно привидения с длинными когтистыми руками, царапали мне лицо, цеплялись за одежду, преграждали путь. Я будто оказалась в самом сердце метели. Колючий снег хлестал по щекам, мне было трудно дышать. «Господи, приди нам на помощь!»
Крики солдат – вот все, что я слышала. Я бежала и бежала, мимо проносились все новые деревья и холмы. Словно затравленное животное, я доверилась своим инстинктам. «Отыщи укрытие, Кейтлин, безопасное место…» Но как, если вокруг не видно ни зги?! И вдруг…
Пустота. Земля ушла у меня из-под ног. Это был обрыв, и я почувствовала, что соскальзываю в чрево земли. Со всей силой отчаяния я ухватилась за ближайшую ветку, но она не выдержала моего веса. Тогда я попыталась вцепиться ногтями в наст, но пальцы соскользнули. Перед моими расширенными от ужаса глазами промелькнула стена гранита. Я услышала собственный крик, эхом отразившийся от ближайших склонов. Воющий ветер подхватил его и унес.
Наконец я скатилась на самое дно оврага. Боль в области головы парализовала меня. Я с трудом открыла один глаз. Чуть ли не перед носом у меня поток кристально чистой воды с громким журчанием спускался вниз по склону и исчезал в покрытой слоем льда каменной ванне. «Лиам, где ты?»
Казалось, душа моя отделяется от тела. Боль понемногу проходила, мне вдруг стало на удивление спокойно. Я больше не ощущала ни холода, ни страха. Пена водопада вдруг окрасилась красным. Кровь? Слабый стон сорвался с моих губ. «Пришел твой час, Кейтлин… Что ж, зато я увижусь с сыном…» Эта мысль заставила меня улыбнуться. Но радость быстро сменилась огорчением. «А как же Дункан, Лиам?» Мне так хотелось еще раз посмотреть на них! «Господи, не надо!» С этой последней мыслью я провалилась в беспамятство.
Услышав скорбное карканье ворона, Дункан поморщился. Сколько он себя помнил, эта мрачная птица, вестник несчастий, вызывала у него отвращение. Ворон умолк. Вздохнув с облегчением, Дункан снова провел пальцем вдоль тонкой голубой жилки под прозрачной кожей на шее у Марион, спавшей рядом. Девушка шевельнулась, но так и не открыла глаз.