С самой Элспет ему тоже предстоял нелегкий разговор. От одной мысли об этом Дункану становилось не по себе. Ну как объяснить, что она ему надоела – она, самая хорошенькая девушка клана! – и что он оставляет ее ради другой? Тем более ради женщины из клана, враждебного всем Макдональдам! Этого Элспет точно не понять. Во время бойни, устроенной солдатами аргайлского полка в долине, погибли ее дед, дядя и тетя. Можно представить, как она разозлится, какой поток ненависти выплеснется ему в лицо! Что ж, чему быть, того не миновать…
Тонкий лучик света, пробившийся сквозь щель в ставнях, очертил подбородок Марион и линию губ, сделал заметным нежный пушок на коже. Губы ее медленно приоткрылись в шаловливой улыбке. Прикосновение холодных пальчиков заставило его вздрогнуть, в то время как Марион рассмеялась своим завораживающим, воркующим смехом.
– Ой, да ты холодная, как ледышка!
– Тогда согрей меня, fear mo rùin! [97]
Веки Марион дрогнули. Бросив на Дункана лукавый взгляд, она томно взобралась на него, мягко стегнув по лицу распущенными волосами, и легла, обхватив ногами его бедра.
– Мне снился сон… – начала она тихо, глядя ему в глаза своими светлыми глазами.
– Я знаю.
– Откуда?
– Ты говоришь во сне.
– Правда? И что же я сказала?
– М-м… Что ты меня любишь и что… хочешь всю жизнь провести со мной в постели… и чтобы я целыми днями занимался с тобой любовью!
Она засмеялась снова.
– Врун!
– Что? Разве ты не так говорила? – с невинным видом спросил он. – А я слышал то, что слышал!
Марион поцеловала его.
– Это правда, с тобой под одеялом так хорошо! – призналась она со вздохом удовольствия. – Я с радостью пролежала бы так весь день. Но, боюсь, желудок со мной не согласится!
И она снова поцеловала Дункана, на этот раз неторопливо. Он с наслаждением ощутил вкус запретного плода.
– Марион!
Она нежно прижала пальчик к его губам и накрылась одеялом с головой.
– Боже милосердный! – выдохнул Дункан, закрывая глаза.
Пальцами и губами она будила, возбуждала, ласкала его. Экстатическая дрожь пробежала по его телу с головы до ног, и он не сумел сдержать стон удовольствия. Порозовевшее лицо Марион показалось из-под одеяла.
– Больно?
– Дьяволица, колдунья! Тебя могли бы сжечь на костре за то, что ты делаешь…
– Пойдешь пожалуешься?
– О нет! Продолжай, mo aingeal. Если таков ад, то там мне самое место… Мне так хорошо!
Склонив головку набок, она украдкой посмотрела на него. Рука ее скользнула вниз, чтобы завладеть весьма существенным доказательством правдивости его слов. Марион засмеялась.
– Я заметила.
Некоторое время она молчала, потом улыбка сменилась выражением неуверенности. «Моя загадочная Марион…»
– По-твоему, я хорошенькая? – спросила она ни с того ни с сего, совершенно обескуражив этим вопросом Дункана.
Пару мгновений он серьезно смотрел на нее, хотя, конечно, ответ был давно готов, потом утопил пальцы в пышной гриве, обрамлявшей ее молочно-белые плечи.
– A Mhòrag! – ласково протянул он. – «Хорошенькая» – это не подходящее слово, по-моему.
– Вот как?
Было очевидно, что Марион растерялась.
Дункан улыбнулся и притянул ее к себе.
– Почему ты спрашиваешь?
Она наморщила нос, поджала губы.
– Понимаешь… Я думала… Просто никто никогда не говорил мне, что я красивая. А для тебя мне хотелось быть красивой.
– Ты очень красивая, a ghràidh. Как ты можешь сомневаться? Думаю, небесные ангелы похожи на тебя!
Лицо девушки осветилось улыбкой.
– Ты уж реши, Дункан, кто я – колдунья, ангел или дьяволица!
– В тебе есть понемногу от трех. И, клянусь чем угодно, именно это и делает тебя такой манкой! Ты сводишь меня с ума!
Его колдунья, его ангел и его дьяволица в одном лице засмеялась горловым смехом и снова нырнула под одеяло. Теперь за дело принялись ее жадные губы. Дункан содрогнулся. «Боже и все его серафимы! Умоляю, пускай это длится вечность!» Он охнул, когда Марион решила попробовать его еще и на зубок. Она, взлохмаченная, снова вынырнула наружу.
– Сделала больно?
– Не совсем.
Пальцы ее пробежали по длинному шраму у него в паху. Прикосновение было легким, словно ветерок. «Моя чувственная Марион…»
– До сих пор болит?
– Иногда, если сильно надавить, – улыбаясь, ответил он. – Не обращай внимания.
Она ненадолго задумалась, потом прижалась щекой к его животу.
– Дункан…
– Что?
– Я боюсь.
Он привстал на локте и заглянул ей в глаза.
– Чего боишься?
– Я знаю, что меня здесь ожидает. Я хочу сказать, в вашем клане… Я видела, как ваши мужчины смотрели на меня в лагере. И я знаю, что они обо мне думали. А еще я знаю, что они могут со мной сделать. Этот Алан…
– Я никому не позволю тебя обидеть, Марион. – Дункан обнял ее за талию, подтянул повыше и прижал к груди. – Это правда, на первых порах нам будет непросто, – вынужден был признать он. – Но со временем они тебя узнают и примут, вот увидишь!
И он с рыком удовольствия перевернулся так, что она оказалась под ним.
Теплое дыхание Марион согрело шрам у него на щеке. Какое-то время он смотрел на девушку из-под полуопущенных век, потом чмокнул ее в нос.
– Надеюсь, так и будет.
– Конечно, будет! Разве я тебе когда-нибудь врал?
– Откуда мне знать? – отозвалась она с улыбкой.
И сладострастно обвила ногой его бедро. Змея-искусительница, она явно приглашала его начать с того места, на котором они остановились, когда на дворе стало светать. Он ответил менее нежно, обхватив рукой ее крепкую ягодицу и пригвоздив ее к кровати весом своего тела.
– У-у-у… – протянула она, закрывая глаза.
Он все не решался задать ей вопрос, мучивший его с того самого дня, когда у них с Гленлайоном состоялся разговор. Что было причиной такой сдержанности? Боялся ли он получить отказ или же, наоборот, не желал отягощать себя обязательствами? Он думал об этом снова и снова, буквально сломал себе голову. И теперь точно знал, чего хочет. Но она? Чего хотела она? Согласится ли она связать свою жизнь с ним? И если ответит отказом, то что ему потом делать?
Пальцы Марион перебирали его волосы цвета ночи. Наконец она уложила его голову на подушку и с воркованием подставила ему свою опалово-белую шейку.