Стены она перекрасила в нежно-зеленый, на полу расстелила обюссонский ковер, а тяжелые бархатные шторы заменила льняными занавесками ажурной работы. Рядом с кушеткой, которую Сильви «купила за гроши у антиквара в Биконсфилде», угнездился викторианский швейный столик, прежде ютившийся в спартанской комнате Бриджет.
– Здесь кто-нибудь шьет? – спросил Урсулу Тедди, вертя в руках катушку хлопчатобумажных ниток, извлеченную из корзины для рукоделия.
– А ты как думаешь?
Итак, вместо «роптальни» они отправились на прогулку в сад, который теперь в основном занимали грядки с овощами и просторные курятники. Своих кур Сильви держала под надежным замком: в округе расплодились лисы. Среди лужайки по-прежнему непоколебимо стоял развесистый бук, но остальная часть сада, за исключением розария Сильви, начала приходить в запустение.
– Не могу найти приличного садовника, – сердито посетовала Сильви.
– От этой войны – сплошные неудобства, – съязвила Иззи, подмигивая Тедди, который, однако, смолчал: не вступать же с ней в сговор против матери, хотя та кого угодно могла вывести из себя.
– Моего последнего садовника забрали в отряд гражданской обороны, – продолжала Сильви, не обращая внимания на Иззи. – И если на пути войска захватчиков окажутся такие, как старик Мортимер, нам останется только уповать на Господа.
– Свинью хочет завести, – сообщила Урсула Тедди, под кудахтанье и квохтанье заточенных в клетки несушек.
– Кто?
– Мама.
– Свинью? – Почему-то Тедди не мог представить мать у свинарника.
– Да уж, с нашей мамой не соскучишься, – согласилась Урсула. – Кто бы мог подумать, что в ней проснется торгашеский дух? Теперь еще будет продавать с черного хода бекон и сосиски. Ее предприимчивости можно только поаплодировать.
В другом конце сада они набрели на целую полянку маргариток, – должно быть, они перекочевали сюда с луга.
– Еще одно захватническое войско, – отметила Урсула. – Пожалуй, возьму небольшой букетик с собой в Лондон.
К удивлению Тедди, она достала из кармана пальто большой перочинный нож и принялась срезать тонкие стебли.
– Я еще не то с собой ношу, – засмеялась Урсула. – Будьте готовы! Ну, ты знаешь – это девиз девочек-скаутов, да и всех скаутов: «Будьте готовы к любым трудностям и опасностям, зная, что и как следует делать».
– У скаутов по-другому: требования длиннее и подробнее, – возразил Тедди.
К мужчинам требования выше, думал он, хотя все его знакомые женщины тут же оспорили бы эту мысль.
Урсула постоянно забывала, что Тедди так и не перешел из бойскаутов младшей дружины в старшую. Ей-то самой никогда не приходилось страдать в «Киббо Кифте».
Тедди решил поехать в Лондон с Урсулой, хотя и знал, что это расстроит маму, которая рассчитывала удержать его еще хотя бы на денек. Но без отца Лисья Поляна опустела, и это удручало.
– Если мы выйдем сейчас, то успеем на ближайший поезд, – сказала Урсула, подталкивая Тедди к дверям. – Расписание можно не смотреть, в любом случае оно сбилось…
После прощаний, когда они уже шли переулком, Урсула сказала:
– На самом деле у нас еще куча времени, я просто спешила унести ноги. С мамой всегда сложно общаться, с Иззи еще хуже, а вдвоем они просто невыносимы.
Поезд прибыл на вокзал Марлибон, и Урсула спросила:
– Остановишься у меня?
Нет, ответил Тедди, разыщу старого приятеля, устроим ночную гулянку. Он и сам толком не знал, зачем лжет и почему не хочет остановиться у сестры. Мучительная потребность быть свободным – возможно, в последний раз.
– Ой, чуть не забыла! – воскликнула Урсула, порылась в сумочке и наконец извлекла на свет небольшую, потускневшую от времени серебристую вещицу.
– Кролик? – спросил Тедди.
– Нет, скорее заяц, хотя отличить сложно. Узнаёшь?
Нет, он не узнал. Заяц – или кролик – смирно сидел в корзинке. У него были заостренные уши и гравированная шубка. «Да, определенно кролик», – подумал Тедди.
– Когда ты был совсем маленьким, – напомнила Урсула, – он висел на твоей детской коляске. А до этого – на наших. Думаю, изначально это была мамина погремушка.
Этот заяц действительно когда-то был украшением на детской погремушке Сильви, с бубенчиками и детским зубным кольцом цвета слоновой кости. Однажды Сильви этой погремушкой чуть не выбила глаз своей матери.
– Это мне? – удивился Тедди.
– На счастье!
– Серьезно? – скептически усмехнулся Тедди.
– Это талисман. Вместо кроличьей лапки я дарю тебе целого зайца, который будет тебя охранять.
– Спасибо.
Он даже развеселился. Урсула, обычно не суеверная, не признавала никаких талисманов.
Взяв зайца, Тедди небрежно опустил его в карман, где уже лежал конский каштан – другой подарок от сестры, успевший потерять свой блеск. Тедди обратил внимание, что маргаритки Урсулы, завернутые во влажную газету, совсем поникли, почти завяли. Ничто не хранится, думал он, все утекает сквозь пальцы, как песок или вода. Или время. Может, ничего и не нужно хранить. Но это была аскетичная мысль, которую он тут же отогнал.
– Мы начинаем умирать с момента рождения, – когда-то некстати сказала Урсула, глядя, как Бриджет, сутулясь, вносит в столовую блюдо с печеными яблоками.
– Яблок нынче прорва уродилась, – возвестила Бриджет.
С тех пор как миссис Гловер, уйдя на покой, перебралась к сестре в Манчестер, Бриджет решила, что настал ее черед ходить с недовольным видом. Сильви успела продать бо́льшую часть обильного урожая, а между тем яблоки были единственными фруктами, к которым Бриджет относилась без подозрений. («Она выросла в Ирландии. Там фрукты не в почете», – объяснила Урсула.) Перед отъездом Тедди кухарка сунула ему в руку неказистое, с червоточинами, яблоко «на дорожку», и теперь оно покоилось в оттопыренном кармане Тедди.
Вместо встречи с мифическим приятелем Тедди прошелся по лондонским пабам и изрядно напился: угощали доброжелатели. Он обнаружил, что форма ВВС привлекает девушек, хотя и пытался избегать «артиллерии Пиккадилли» – так солдаты, с которыми он пересекал Атлантику, называли вест-эндских проституток. Это были самоуверенные, грубоватые девицы; Тедди мог только гадать, пробавлялись они своим ремеслом до войны или же выплыли на свет как ее неизбежные последствия.
В конце концов он дошел до Мэйфера, раздумывая, где бы провести эту ночь. В сумерках он налетел на девушку («Айви, приятно познакомиться»), и они продолжили путь вместе, под руку, пока не набрели на отель «Флемингс» на Кресент. Ночной портье посмотрел на них крайне неодобрительно, над чем они позже смеялись, когда, лежа на покрывале и опираясь на подушки, прикладывались к большим бутылкам пива, которые Айви раздобыла неизвестно где.