– Бедная моя. – Он попытался ее приобнять, но она выскользнула из-под его руки.
Тедди надеялся, что у него с Виолой сложатся такие же отношения, какие были у майора Шоукросса с пятью его дочерьми; ну, быть может, чуть более сдержанные – как у его собственного отца Хью с Памелой и Урсулой, однако в сердце Виолы места для него не осталось: там царствовала Нэнси. А после своей смерти Нэнси захватила сердце дочери целиком и полностью. Виола возненавидела тот мир, который отнял у нее мать и оставил только жалкую замену – отца.
На подъезде к дому Виола заснула, предоставив Тедди одному беспокоиться о золотой рыбке (которой она успела дать имя Голди), томившейся в удушливом полиэтиленовом плену.
– Хочу пони, – с порога заявила Виола матери, а когда Тедди резонно возразил: «Ты же не любишь лошадей», дочь разревелась и стала ему кричать, что пони – это не лошади. С этим он решил не спорить.
– Она переутомилась, – сказала Нэнси, когда Виола в истерике (явно наигранной) бросилась на диван. – И куда только подевался хваленый стоицизм Тоддов? – шепотом вопрошала Нэнси.
«Чувствительная» – так она теперь говорила об их не в меру изнеженной дочери. «Избалованная», – сказала бы Сильви.
Тедди спас золотую рыбку, которую Виола чуть не раздавила своей «щенячьей пухлостью».
– Все будет хорошо, родная моя, – обратилась Нэнси к Виоле. – Пойдем-ка поищем маленькую шоколадку – она тебя утешит, согласна?
Виола была согласна и вскоре утешилась.
Тедди отнес золотую рыбку на кухню, где выпустил ее из полиэтиленового пакета в таз с водопроводной водой.
– Разве это жизнь, Голди? – сказал ей Тедди.
Он был членом клуба «Золотая рыбка», но редко об этом вспоминал. Где-то завалялась небольшая матерчатая эмблема – крылатая рыбка, символ его приводнения в Северное море. Произошло это на первом сроке его службы, и Тедди порой задумывался, нельзя ли было хоть как-то дотянуть последние мили до суши, а не топить свой «галифакс». Кошмарная была история. «Ну, в добрый час».
Он напомнил себе, что завтра нужно будет зайти в зоомагазин и купить для Голди аквариум, чтобы пленница доживала свои дни, кружа вдоль стенок. Можно было, конечно, приобрести для нее компаньонку, но это означало бы лишь удвоение страданий.
Той ночью, лежа в постели, Тедди почувствовал, что близится час расплаты за съеденные бисквиты, комом застрявшие где-то под ребрами.
– Бедняга, – сказала Нэнси. – Принести тебе магнезию?
Тем же самым тоном, как заметил Тедди, она снимала боль и расстройство Виолы («поищем маленькую шоколадку»). От слабительного он отказался и вернулся к чтению. В библиотеке он взял «Рожденную свободной», а Нэнси – «Колокол» Айрис Мердок. Тедди задался вопросом: не сообщает ли кое-что о каждом из них такой выбор?
Сосредоточиться не удавалось; он захлопнул книгу более резко, чем собирался.
– Значит, ты настаиваешь на переезде?
– Да, можно и так сказать.
После рождения Виолы они с энтузиазмом планировали для дочки здоровое буколическое детство: как она будет лазить по деревьям, прыгать через канавы, бродить с собакой по окрестностям. («Иногда ребенка следует оставлять без присмотра, – говорила Нэнси. – Согласись: нам с тобой это в свое время пошло на пользу».) Виола, как выяснилось с течением времени, не уродилась деревенским ребенком. Она могла весь день добровольно просидеть в четырех стенах – читала книжки, крутила пластинки (Клифф Ричард, братья Эверли) на купленном для нее портативном проигрывателе в компании Бобби, лениво развалившегося на ковре у ее ног. Собака с девочкой давно пришли к соглашению, что носиться и прыгать им не к лицу. Видимо, Нэнси была права. Виоле лучше было бы жить где-нибудь на городской окраине.
Да и вообще перемены, надо думать, будут полезны всем, продолжала Нэнси. Тедди не искал перемен; его самого вполне устраивала жизнь «в глухомани», и жену, как ему раньше казалось, тоже.
– Полезны всем? – переспросил он. – Для чего же?
– Для стимула. Для разнообразия. Кафе, театры, кино, магазины. Люди. Сколько можно довольствоваться пришествием весенних первоцветов и пеньем жаворонка?
(Разве она этим не довольствовалась? «Оскорбленная супруга», как в комедии периода Реставрации, подумал Тедди. Причем не самой лучшей. Он невольно вспомнил мать.)
– Раньше тебя вполне устраивало «пришествие первоцветов», как ты изволила выразиться.
Ему как раз нравилось это выражение, более образное, чем хотелось бы Нэнси, и он мысленно отложил его впрок для колонки Агрестиса. С годами это второе «я» приобрело у него в уме определенные контуры и характер: закоренелый селянин, ходит в кепке, покуривает трубку, не витает в облаках, но в то же время внимателен к причудам матушки-природы. Порой Тедди даже чувствовал, что не выдерживает сравнения со своим крепким двойником.
Было время, когда замеченное птичье гнездо или, к слову сказать, цветение первых подснежников и в самом деле радовало его оскорбленную супругу.
– Все мы меняемся, – сказала Нэнси.
– Я – нет, – возразил Тедди.
– Вот именно: ты – нет.
– Мы сейчас ругаемся?
– Нет, что ты! – рассмеялась Нэнси. – Просто нам с тобой уже за сорок, движемся по накатанной колее…
– По накатанной колее?
– Не в обиду тебе будь сказано. Я хочу сказать, что нам, видимо, полезно будет немного встряхнуться. Ты же не хочешь, чтобы жизнь прошла мимо, правда?
– Мне казалось, нужно в первую очередь думать, что будет полезно для Виолы, а не для нас.
– Я же не предлагаю уехать в другую часть света, – сказала Нэнси. – Но хотя бы в Йорк.
– В Йорк?
Нэнси выбралась из постели со словами:
– Нет, все-таки принесу тебе магнезию. Объелся бисквитами и теперь ворчишь. Так тебе и надо: будешь знать, как любезничать с дамочками на выставке.
Обходя кровать с его стороны, она любовно взъерошила ему волосы, как ребенку, и сказала:
– Я всего лишь предлагаю это обдумать, а не бросаться выполнять.
Тедди пригладил волосы и уставился в потолок. «По накатанной колее», повторил он про себя. Нэнси вышла из ванной, взбалтывая содержимое голубого флакона. Тедди подумал, что сейчас его будут пичкать лекарством с ложечки, но вместо этого жена протянула ему флакон, говоря:
– Выпей, хорошо помогает.
Она улеглась и вернулась к чтению, как будто тема жизненных перемен была решена к обоюдному удовлетворению и закрыта.
Глотнув белой известковой жидкости, Тедди выключил прикроватную лампу. Как нередко бывало, сразу заснуть не удалось, и мысли сами собой обратились к Агрестису, работавшему над колонкой о водяных полевках.
Этого очаровательного зверька (Arvicola terrestris) из отряда грызунов (Rodentia) зачастую ошибочно называют водяной крысой. Кто ж не знает Дядюшку Рэта из повести Кеннета Грэма «Ветер в ивах»! На самом деле это европейская водяная полевка. Век этих зверьков короток: они выполняют свое земное предназначение в считаные месяцы, но в неволе, как ни странно, живут намного дольше. Водяных полевок насчитывается около восьми миллионов, обитают они, подобно Дядюшке Рэту, в норах по берегам рек, каналов, ручьев и других водных артерий…