Когда он сидел в баре, дожидаясь Нэнси, к нему подошла одна из офицерских жен и, легко коснувшись его локтя, сказала:
– Просто хочу сказать, что вы, летчики, проявляете чудеса храбрости. И ваше командование тут совершенно ни при чем, хотя оно, конечно же, считает иначе.
Насчет командования Тедди не заблуждался: на территории врага, как показывал его опыт, воевали пока лишь бомбардировщики, но он только улыбнулся, вежливо кивнул и сказал спасибо. Женская ладонь крепче сжала его локоть: на Тедди повеяло запахом гардении. Женщина вынула из сумочки портсигар и протянула Тедди:
– Угощайтесь. – А сама склонила голову к поднесенной им зажигалке, и тут появилась Нэнси, совершенно обворожительная, в чем-то нежно-голубом, и офицерская жена опомнилась. – Боже, это ваша супруга? Вот счастливец! А я прикурить попросила, – добавила она в расчете на Нэнси и грациозно уплыла в сторону.
– Разыграно, как по нотам, – засмеялась Нэнси. – Вовремя она ноги унесла.
– Ты о чем?
– Ой, милый, не будь таким наивным, неужели до тебя не доходит, чего она хотела?
– Чего?
– Тебя, естественно.
Конечно, он это понимал и мог только гадать, чем бы кончилось дело, окажись он здесь в одиночестве. Скорее всего, он бы с ней переспал. Его не переставало удивлять, насколько откровенными сделала женщин война, а он пребывал в таком состоянии духа, что становился легкой добычей. У той незнакомки был красивый торс и определенный шик: видимо, знала себе цену.
– Да она готова была тебя живьем съесть, – продолжила Нэнси. По его наблюдениям, ей показалось, что он бы и сам не допустил таких вольностей. И нашел бы способ их пресечь. – Мне, если можно, джин.
– Ты дивно выглядишь, – сказал Тедди.
– Ой, спасибочки, добрый господин. Вы и сами страсть как хороши.
Нэнси, нехотя признал Тедди, хотя и не вслух, рассудила здраво: они правильно сделали, что уехали. Проснувшись рано утром, он обнаружил, что его рука неловко прижата ее телом. От простыней пахло ландышевым ароматом, куда более чистым, чем приторная гардения.
Наверное, разбудили его чайки, но ему даже нравились их неугомонные крики. Он подумал, что с начала войны жил сугубо островной жизнью (ночные перелеты через Северное море не могли считаться «вылазками на побережье»). Да и свет здесь был совсем другим, хотя в щель между тяжелыми парчовыми шторами пробивались лишь тонкие лучики. Номер им достался вполне приличный, с выходящей на кованый балкон застекленной дверью и с видом на море. Нэнси призналась, что за этот номер пришлось заплатить «астрономическую сумму», а забронировать его удалось только потому, что некий вице-адмирал в ту ночь отсутствовал. Она свободно ориентировалась в военно-морской иерархии, гораздо лучше, чем Тедди, который испытывал летчицкое пренебрежение к других родам войск. Военно-морские коды, подумал он: наверняка она этим и занимается.
Собака, улавливавшая каждое его дыхание, проснулась одновременно с ним. Они устроили Фортуну на ночлег в ящике тумбочки, подстелив туда запасное одеяло, найденное в платяном шкафу.
– Ничего себе, – сказала Нэнси. – Куда уютнее, чем наша с тобой кровать.
Тедди – понимая абсурдность своих мыслей – почему-то стеснялся заниматься любовью с Нэнси на глазах у собаки. Он представил, как Фортуна будет наблюдать за ними в полном недоумении, а то и в тревоге, но в процессе «акта», взглянув на выдвинутый ящик («Что-нибудь не так, милый?» – спросила Нэнси), увидел, что собака вроде бы дрыхнет без задних ног.
А уютный ящик и в самом деле больше подходил для ночлега, чем комковатый контр-адмиральский матрас из конского волоса, твердый, как галеты из летного пайка. Наутро у Тедди ныло все тело, как будто он девять часов сидел скрючившись в «галифаксе». И вновь Нэнси оказалась права (как бывало почти каждый раз): от усталости он не смог бы соответствовать ожиданиям офицерской жены с ее паучьими чарами.
Пока Фортуна не разбудила Нэнси, впрыгнув на кровать (обычно собаке такое позволялось), Тедди выпутался из простыней и бесшумно спустил ноги на пол. Застекленная дверь была оставлена нараспашку, и Тедди, проскользнув между тяжелыми шторами на балкон, потянулся и полной грудью вдохнул свежий, приятно солоноватый воздух. Собака была тут как тут, и Тедди понадеялся, что ей тоже нравится этот вид.
– «Море», – напомнил он.
Прошло двое суток с того момента, как его новый самолет, Q-«кубик», совершил вынужденную посадку в Карнаби. Тамошний береговой аэродром имел расширенную посадочную полосу и мог принимать несчастные подбитые машины, не дотягивающие до своей базы, а также те, которые, подобно Q-«кубику», просто сбились с курса в сплошном мареве. Карнаби был оснащен системой FIDO: Тедди забыл, как расшифровывается это сокращение, – оно имело какое-то отношение к туману. Полоса была покрыта сетью трубок для подвода топлива (тысяч галлонов бензина), которые в тумане начинали светиться, указывая путь домой заблудшим и раненым.
В конце концов, кое-как добравшись до базы, Тедди поймал себя на том, что рассказывает об этой системе, названной собачьим именем, своему личному Фидо – Фортуне. В тот момент до Тедди дошло, что он, вероятно, тронулся умом. Сейчас, почесав собаке макушку, он только посмеялся от этих воспоминаний. Так ли это важно? Весь мир тронулся умом.
Балкону не пошел на пользу морской воздух: сквозь белую краску проступали большие пятна ржавчины. Вся страна пришла в упадок. Сколько же должно пройти времени, подумал Тедди, прежде чем упадок станет необратимым и разъест Британию до ржавой пыли?
Он не услышал деликатного стука в дверь, когда в номер доставили заказанный с вечера чай, и удивился появлению Нэнси, которая вдруг очутилась на балконе рядом с ним и протянула ему чашку с блюдцем. Нэнси вышла в простой хлопковой пижаме – по ее словам, не слишком подходящей для медового месяца.
– А у нас медовый месяц? – переспросил Тедди, прихлебывая быстро остывающий на утренней прохладе чай.
– Пока нет, но должен же быть, как ты считаешь? Сначала, конечно, надо пожениться. Правда ведь? Мы поженимся?
– Прямо сейчас?
Тедди растерялся. У него промелькнула мысль, что Нэнси уже приготовила ему сюрприз: купила лицензию в местной церкви и оповестила Тоддов и Шоукроссов, которые того и гляди ворвутся всей толпой к ним в номер, выкрикивая поздравления. На ум пришел Вик Беннет, который не дожил до собственной свадьбы, – знатная была бы попойка, даром что Лиллиан в положении. Тедди стало совестно, что он больше не связывался с семьей Вика и ничего не знает о ребенке. Об Эдварде. Возможно, конечно, что родилась девочка. Лиллиан с ребенком предстояло жить дальше, а Вик будет мало-помалу тускнеть, пока память о нем не сотрется полностью. «Рассказывал, что лучше вас человека нету». Будь его век длиннее, он узнал бы многих и многих, кто гораздо лучше, заметил про себя Тедди.
– Нет, не прямо сейчас. После войны.
А сам подумал: ага, опять будущее. Великая ложь.