В последний день своего отпуска он, придя в лондонский дом, сдвинул с места массивную вазу, но ключа не нашел. Под вазой лежала кое-как нацарапанная записка: «Золотко, все было дивно, когда-нибудь еще встретимся. Ц. Дж.». Только он стал там обживаться, как ему откровенно указали на дверь.
Вскоре после этого Джулию направили в артиллерийско-техническую службу, где ее убило в числе семнадцати человек при случайном взрыве бомбохранилища. Тедди уже был в лагере для военнопленных и узнал об этой трагедии лишь годы спустя, читая в своей излюбленной газете репортаж о смерти ее отца («Смерть пэра: скандал на сексуальной почве»).
Ему привиделись идеальные белые руки и ноги Джулии, оторванные от туловища и разбросанные по земле, как обломки античной статуи. Известие пришло к нему с большим запозданием, когда ему уже было все равно, тем более что Нэнси тогда поставили страшный диагноз. Судьба лондонского дома тоже оставалась неизвестной, пока Тедди не прочел статью в той же самой газете («Бесценные сокровища, утраченные в годы войны»). Он горевал по небольшому Рембрандту сильнее, чем по Джулии, о которой долгое время вообще не вспоминал.
Но до этого было еще далеко. А сейчас они с Китом, возвратившись от Шоукроссов, увидели, что в Лисьей Поляне собрались гости, которых Сильви пригласила на обед; никого из этих людей Тедди в глаза не видел, да и не хотел видеть.
Пришел напыщенный местный советник с женой, адвокат (называющий себя старым холостяком), который был не прочь приударить за Сильви. Пришла чья-то престарелая вдова, которая без конца жаловалась, особенно на тяготы военной поры, и, наконец, «иерарх», как называла его Сильви, – высокопоставленный елейный святоша, каким, с точки зрения Тедди, и должен быть епископ.
Они манерно – даже мужчины – потягивали херес, и Сильви обратилась к Тедди и Киту:
– Вы, вероятно, предпочитаете пиво?
– Я бы не отказался, миссис T., – ответил Кит, как истинный австралиец.
Сильви будто нарочно выбрала персонажей какого-то пошлого фарса. Как правило, она не тратила время на буржуазные компании; Тедди не понимал, с какой стати мать надумала расширить свой круг общения за счет великих и добродетельных. И только когда она устроила спектакль вокруг его орденских планок и стала расписывать «подвиги», хотя о «подвигах» (в кавычках и без) он практически ничего ей не рассказывал, Тедди заподозрил, что мать просто похваляется им перед этим благородным собранием. Он поймал себя на том, что не может выдавить ни слова в ответ на расспросы о его «воинской доблести», и предоставил Киту развлекать гостей комичными байками, в которых война представала чередой плутовских выходок, сродни приключениям Августа.
– Но постойте, – не выдержал старый холостяк, ожидавший более брутальных сюжетов, – война – это не игрушки. Вы же бомбите фрицев в хвост и в гриву.
– Да, вы проявляете мужество, – с помпой заявил член муниципального совета. – Высоко несете знамя. Гамбург был крупной победой Королевских военно-воздушных сил, вы согласны?
– Так держать, молодые люди, – подхватил епископ, жестом намекая, что пора выпить еще хереса. – А теперь добейте остальных.
Всех, что ли? – спросил себя Тедди.
«Должна тебя предупредить, – писала ему Урсула, – что дома забили свинку».
Тедди не раз видел принадлежавшую Сильви свинью, купленную еще розовым поросенком. Свинка ему, в общем-то, нравилась. Напрочь лишенная кичливости, она слонялась по сколоченной на скорую руку сараюшке и благодарно принимала любые перепадавшие ей крохи. И этой бедолаге светило только одно: быть расфасованной на бекон, сардельки, ветчину и другие мясопродукты, в которые превращается свинья в другой жизни. Ради того, чтобы оборотистая Сильви могла зашибать деньги.
К столу обещали подать жареную свиную ногу и овощи со своего огорода, а также яблочный соус, с осени укупоренный в бутылки. Меренги для украшения хлебного пудинга обеспечили изможденные домашние несушки. А Тедди все вспоминал, как свинка при жизни бегала на четырех крепких ножках.
– Все из Лисьей Поляны, – гордо повторяла Сильви, – от свинины до яиц и джема для пудинга.
Возможно, своей хозяйственностью она старалась пустить пыль в глаза старому холостяку. Или епископу. У Тедди не укладывалось в голове, что мать может вступить в повторный брак. Достигнув солидного, самодовольного среднего возраста, Сильви наслаждалась своей независимостью.
– От одного этого запаха у мужчины укрепляется боевой настрой, – говорил епископ, втягивая духовитые мясные пары своим утонченным епископским носом.
– Вы чрезвычайно изобретательны, дорогая моя, – у вас же прямо натуральное хозяйство, – обратился к Сильви адвокат, осушив крошечную рюмочку и с надеждой оглядываясь в поисках графина.
– Надо бы учредить медаль для женщин, отличившихся на домашнем фронте, – ворчливо проговорила жена советника. – За нашу изобретательность, если не за все страдания, которые выпадают на нашу долю.
Эта ремарка спровоцировала брюзжание престарелой вдовы («Страдания! Это вы мне рассказываете?»)
Тедди, обливаясь по́том, терял терпение.
– Прошу меня извинить, – сказал он, опуская на стол свой бокал с пивом.
– Все нормально, дружище? – спросил Кит, когда Тедди протискивался мимо него.
– На свежий воздух, – бросил Тедди.
– Покурить вышел, – донесся до него миролюбивый голос Кита.
Тедди свистнул собаку, которая во дворе присматривалась к несушкам, надежно защищенным проволочной сеткой. Приученная к дисциплине, Фортуна побежала по переулку вслед за хозяином.
Проскользнув под калиткой, собака оказалась на пастбище и в недоумении замерла при виде коров.
– Коровы, – пояснил Тедди и добавил: – Они тебя не тронут.
Но Фортуна уже зашлась истошным лаем от испуга и задиристости. Такая смесь встревожила обычно невозмутимых коров, и Тедди поспешил увести своего питомца от греха подальше.
Гамбург действительно был «крупной победой», размышлял он. Погодные условия над Северным морем им благоприятствовали, а немцы стали глушить не ту волну, поэтому штурманы уверенно фиксировали цель по системам радионавигации. («Давай поговорим о чем-нибудь более интересном, чем техника бомбометания».)
После долгого перелета в безликой тьме над Северным морем они с облегчением увидели маршрутные маркеры, оставленные самолетами наведения: золотистыми огненными каплями они грациозно стекали к земле, образуя своего рода крокетную калитку и направляя в нее бомбардировщики. На инструктаже подчеркивалось, что самолеты должны идти плотным строем не только для более успешного бомбометания, но и для того, чтобы «Облако», использовавшееся у них впервые, обеспечивало максимальную защиту. К этому таинственному «Облаку» многие вначале отнеслись скептически, но на инструктаже им внушили, что спецы создали по меньшей мере святой Грааль, и во время боевого вылета экипажи оценили эту штуку по достоинству. Облако дипольных противолокационных отражателей стало их новым секретным оружием.