А вот с личной жизнью так ничего и не вытанцевалось. Конечно, Станислав не был монахом. Хотя он стеснялся своих физических недостатков, шрамов и хромоты, все же иногда на более или менее длительное время у него появлялись подруги. С двумя он даже пытался жить вместе. Но ничего путного из этого не вышло. Память о Верке занозой сидела в сердце…
И вдруг эта девочка, Надя, сама не подозревая, разбередила старую рану. Он не может заставить себя не думать о ней и о Верке. И не понять толком, о которой из двух…
«Нет, — сказал он себе, — о Верке мне думать нечего, я о ней все знаю. Стерва она, каких поискать! Так выходит, это я о Наде думаю? О совершенно незнакомой девушке с внешностью моей первой любви? А вдруг она похожа на сестру не только внешне? Нет, вряд ли… Я уже не двадцатилетний мальчишка и не могу ошибаться. Эта девушка совсем не такая. Она из тех, кто создан для спокойной семейной жизни. Нетребовательная — ведь жила со своей бабушкой почти в нищете. Самоотверженная — ухаживала за старушкой до ее последнего часа, а потом сорвалась на другой конец страны разыскивать сестру, которой она, может, вовсе и не нужна. Интересно, нашла ли она Верку? Хоть бы позвонила, я ведь визитку дал. И черт же дернул сказать тогда: «Ты Верке приветов от меня не передавай». Лучше бы попросил, чтобы в любом случае позвонила, найдет или не найдет».
Он вдруг осознал, что очень хочет опять увидеть Надю. Только где ее искать? Может, она уже уехала из Питера?
В кабинет ворвался Игорь, мастер из бригады по тюнингу.
— Стас, у нас засада! Ни хрена не получается на этом «Опеле» компьютер установить. А ты чего такой мрачный? За целый день к нам в бокс ни разу не наведался, это на тебя не похоже!
— Слушай, Игорь, как в Питере человека найти?
— В наш век промежпланетных перелетов? По базе, конечно! Что-то ты, Стас, тормозишь. Так чего с бортовым компьютером делать?
— Что делать? Устанавливать!
— Так не вписывается!
— Руки у вас из задницы растут, вот и не вписывается!
Станислав оперся о стол и тяжело поднялся с кресла.
— Пошли, умелец, разбираться с твоей засадой…
Спустя сорок минут, разрулив ситуацию с не желавшим вписываться компьютером — у него-то вписался, нашли местечко, как будто всю жизнь там стоял, — Станислав вернулся на свое рабочее место и опять уставился в экран монитора, на котором красовалась «Вероника», воплощенное его собственными руками напоминание о первой любви.
Игорь сказал — база… И чем она может помочь? Надя ведь не из Питера. Она у какой-то бабульки живет.
«Я остановилась у Фаины Абрамовны, она живет в той квартире, где родилась моя бабушка. Это на Большом проспекте, возле Шестнадцатой линии». Кажется, так она сказала.
Фаина Абрамовна… Имечко-то нынче не больно популярное! Может, и правда, по базе попробовать поискать?
Он набрал номер телефона коммерческого директора.
— Сань, у тебя компьютерной базы нет?
— У меня их до хрена. Тебе какую?
— Надо по имени адрес найти.
— Есть такая.
— Я сейчас к тебе загляну.
Кабинет коммерческого находился в том же коридоре.
Александр протянул другу нужный диск.
— А как искать? — поинтересовался Станислав.
— Фамилию, имя, отчество — и она все варианты тебе выдаст.
— А если я фамилию не знаю?
— Ну, ты даешь! Тогда не найти.
— Но я знаю примерный район. Там может быть домов двадцать, тридцать.
— Тогда планомерно ищи по адресу. Но это долго выйдет.
— Ну что ж, — вздохнул Свентицкий, — она тебе пока не нужна? Домой возьму и буду вечером развлекаться поиском неизвестно кого неизвестно где.
— Бери, только не потеряй. И можешь не торопиться отдавать — до отпуска она мне вряд ли понадобится.
— Куда едешь?
— В Турецкую советскую республику, куда еще?
— Ты ж там был в прошлом году?
— И в позапрошлом тоже. Но куда нам с двумя малолетними детьми? А там отель с закрытой территорией, все включено. И с детьми занимаются, мы их почти не видим. Не, тут вариант проверенный, пока ребята не подрастут, будем на этот курорт кататься. А ты, когда в отпуск?
— После тебя, в конце августа. Ну, я пошел. Счастливо отдохнуть.
— Да увидимся еще до моего отъезда.
Станислав не стерпел, запустил программу еще на работе. Попробовал, как это — просматривать списки всех жильцов, живущих в доме. Оказалось, не так уж сложно. Надо просто вычленять в бегущих по экрану строчках имя Фаина. Он определился с номерами домов, в которых будет искать старушку, приютившую Надю. Вначале проверит Большой проспект от Четырнадцатой до Восемнадцатой линии, затем, если не найдется, расширит поиск вглубь дворов.
За первый вечер он проверил восемь домов. Ни в одном из них Фаины Абрамовны не нашлось. Глаза устали от мелькания строчек, и он решил отложить это дело на завтра.
На следующий вечер он продолжил проверку. В третьем доме, списки жильцов которого он просматривал, он обнаружил Фаину Абрамовну, но вряд ли женщину пятьдесят первого года рождения можно назвать старушкой. Он решил обследовать в этот день не меньше десяти домов, но сломался на шестом. В глазах рябило, он понял, что сегодня больше не в состоянии этим заниматься.
Зато на третий день он нашел трех жительниц Большого проспекта с таким именем. Правда, одна из них была весьма древняя, девяносто годочков исполнилось старухе в этом году. Жива ли еще? База-то прошлогодняя. Вторая со скрипом, но все же подходила под определение «старушка» — тысяча девятьсот сорок второго года рождения. А вот третья, проживающая в доме номер пятьдесят три, Фаина Абрамовна Нейман, казалась Станиславу наиболее перспективной кандидатурой. И телефончик в базе имелся, вот только звонить показалось неудобно, на часах одиннадцать ночи.
Завтра рано утром он должен был ехать в Москву, но решил, что через пару недель, когда вернется из командировки, обязательно позвонит по этому адресу или прямо поедет к этой Фаине Абрамовне. Даже если Надя уже вернулась в свой городок, наверняка старушка знает ее адрес.
В десять часов Надя была уже у сестры. Словно сговорившись, ни одна из них не заикнулась о деньгах на операцию. До прихода врача они вспоминали о своем детстве, о детсадовских и школьных годах. Им очень хотелось узнать друг о друге как можно больше.
— Я кос со второго класса не носила, — рассказывала Вера. — Лет до пяти папа регулярно водил меня в парикмахерскую, но потом я заартачилась — не хочу стричься, хочу косички с бантиками, как у всех! И отрастила. Но сама-то я заплетать их не умела! Папа постепенно навострился, заплетал. А на лето после первого класса отправил он меня в пионерский лагерь. Я попала в самый младший, десятый отряд. Девчонки в палате противные попались, я не дружила ни с кем из них. Потом сколько раз замечала, если больше трех девчонок собирается — значит, будут сплетни и какие-нибудь козни. Так вот, за то, что я с ними водиться не хотела, а наоборот, с двумя мальчишками подружилась, маленькие заразы начали мне подлянки разные устраивать. Я постель ровненько застелю — они в мое отсутствие нарочно все изомнут, или из тумбочки моей все на пол вывалят… А в лагере ведь как в армии, требовали, чтобы все ровно, по линейке, и полный порядок. Меня, естественно, за бардак ругали. Горшок с цветами кто-нибудь разобьет, а потом бегут жаловаться воспитательнице, что Верка Обичкина горшок разбила. Или зубной пастой спящих девчонок намажут… Кто заводила? И опять наябедничают, будто это я. А я ни сном, ни духом… Воспитательница меня, само собой, невзлюбила, и если другим девочкам она помогала косы заплетать, или они друг друга причесывали, то я оказалась в гордом одиночестве. Кое-как космы расчешу, хвост резинкой затяну, как сумею — петухи по всей голове… А волосы тонкие, в резинке запутываются, хвост потом не распустить. Дошло до того, что пять дней до родительского дня я не расчесываясь проходила, вместо хвоста уже какой-то колтун на голове. Когда папа приехал, воспитательница дала ему канцелярские ножницы и велела отрезать колтун, а то еще вшей разведу. С тех пор мне ни разу не удавалось отрастить волосы хотя бы до лопаток. Всегда ходила со стрижкой, иногда очень короткой.