– Он сильнее, – пояснил сыщик, – а ещё – очень похож на отцовский. Видимо, сказывается примесь олимпийской крови. Меня всегда удивляла особая мысленная аура Туркина, и я изучил все её оттенки. У Ивана они такие же, только сильнее. Кстати, о папаше, вы его привели?
– Он не слепой, чтобы его водить, – резко ответил Семенов. – Надо будет – сам придет. Пока нам хватит и Зевса. Он там бульон какой-то варит из микробов, иди похлебай, пока не остыл.
– Не лезь в бутылку, – спокойно предупредил сыщик. – Придет Иван, без меня не устоите.
– Надо же, какие мы головастые! – язвительно высказался Воин, непроизвольно опускаясь на колени. – Это что?! Попов, прекрати! Мне драться надо! На коленях же неудобно!
– Да ни при чем я! – встревоженно ответил инспектор. – Соберись, я попытаюсь изолировать тебя от внешнего воздействия!
– Какое, к чертям собачьим, воздействие?! – безуспешно пытаясь встать, прорычал Семенов. – Ноги отнялись совсем! Жора, посмотри, может быть, я ранен? Дырок в пояснице нет?
– Ты что же, не чувствуешь боли? – удивленно спросил Ямата.
– Так что, ранен?! – взвыл Семенов.
– Да вроде бы нет, – быстро осмотрев товарища, ответил Георгий.
– Слава богу! – Семенов облегченно вздохнул. – А то у меня бывает. В драке иногда в раж войдешь – ничего не ощущаешь. Потом успокоишься – то палец сломан, то рана в полбрюха.
– Это Иван, – уверенно заявил Попов. – Вставай!
– Легко сказать, – неуверенно пробормотал Семенов, но на удивление проворно встал в полный рост. – Чудеса! Как ничего и не было!
– Я его пока сдерживаю, – морщась, словно от приступа головной боли, сказал сыщик, – но долго это не продлится. Мне нужны все мои сотрудники. Вызовите их сюда.
Чтобы вызвать остальных сыщиков «Омеги», Воинам пришлось разделиться. Семенов под прикрытием Попова остался в переходе, а Ямата отошел чуть назад, чтобы сосредоточиться и пробиться к Громову сквозь бурелом заполонивших мыслеэфир вражеских эмоций. Наступающие юнцы неплохо умели создавать ментальные помехи, но у Георгия было неоспоримое преимущество – опыт. В конце концов он «докричался» до Аврелия, и тот незамедлительно передал приказ Попова инспекторам. Сыщики, на всякий случай охранявшие Диктатора от проникновения в его сознание чуждых мыслей, тут же покинули свой почетный, но по большому счету ненужный пост, и отправились на передовую.
– Как дела у вас? – проводив сыщиков, задал Громов ненужный вопрос.
– Нормально, – ответил Ямата. – Но вечно нам не простоять. Эти скауты либо соберут здесь всех своих главных телепатов, либо догадаются бросить в нас какую-нибудь водородную гранату. Слушайте, Аврелий Маркович, раз уж этот Зевс сделал нам навстречу такой широкий шаг, пусть сделает ещё один! Если его солдаты ударят пацанам в тыл, мы сможем отбить пару этажей и выйти в сектор спортивных арен. Оттуда можно будет прорваться к ангарам боевых магнитопланов. Кавалерия всегда была предпочтительнее пехоты.
– Я передам ему твое предложение, только боюсь, Жора, что этот хитрый эскулап потому и заключил с нами союз, что собственных силенок у него осталось не больше, чем у нас. Мне тут по секрету нашептал один из наших разведчиков, что малолетки блокировали олимпийцев в районе космопорта, а корабли их союзников они просто расстреливают прямо с поверхности, стоит марсианам или колонистам сунуться хотя бы в стратосферу. Эти юные заговорщики самые свежие из всех нас. Так что перспективы, сам видишь, не радужные.
– Ну а от самого Зевса есть польза?
– Пока не ясно, – с сомнением ответил Громов. – До того как противник вывел из строя последний портал «планета–орбита», наши ребята успели перенести в подвалы оборудование из двести третьего модуля рем-базы, но этот хитромудрый доктор до сих пор колдует над его настройкой.
– Вы бы его как-нибудь простимулировали, – попросил Ямата. – Мой симбионт уже пищит от возмущения, да и энергия в оружейных накопителях кончается.
– А вы экономьте, – назидательным тоном посоветовал Аврелий. – Где кулаком, где коленкой под зад этим соплякам поддавайте.
– Так и делаем, – заверил Георгий. – Только они же невменяемые. Лезут, несмотря на тумаки. Им, для полноты картины, не хватает лишь красных шарфов и пены на губах, были бы вылитые футбольные болельщики…
Автономные реакторы вырабатывали гораздо больше энергии, чем требовалось для освещения просторного зала и стабильной работы аппаратуры, а потому: инженеры не постеснялись перекрыть все выходы дополнительными силовыми полями. Они могли включить и генераторы ментальных помех, но в этом случае бункер остался бы без связи с действующими вне его стен разведчиками, а также Воинами, которые сражались в прилегающих к подземелью коридорах и залах.
– Что такое война? – склонясь над экраном электронного микроскопа, рассуждал Васильев. – Бесконечные марши, неразбериха, голод, болезни, жизнь в подвалах и руинах, а ещё привычка к смерти, к её запаху и виду. Люди боятся войны, но в то же время не могут жить в полном спокойствии, ведь агрессия у них в крови. Лишите человека возможности воевать, и он сойдет с ума. Потребность в разрушении тем выше, чем более упорядочена жизнь.
– Как-то странно вы рассуждаете, – заметил расположившийся в ближайшем кресле Громов. – Часом, не заболели?
– Все может быть, – Васильев усмехнулся и пожал плечами. – Не понимаю, что вас не устраивает в моих рассуждениях.
– Зачем стремиться к разрушению, если живешь как в раю? – спросил Воин. – Нелогично.
– Как раз наоборот, – возразил доктор. – Разум человека требует развития, действия, причем постоянного. А рай – это застой. В таких условиях разум гибнет. Вот вы согласились бы погибнуть среди райских садов?
– Лучше помучиться на грешной тверди, – ответил Аврелий.
– Потому человек и стремится сначала все сделать как можно более удобным, а затем разрушить свой рай до основания, – прокомментировал Васильев его ответ. – Рай – это смерть, хотя жизнь – это ад. Кущи ничем не лучше раскаленных сковородок. Да и не бывает одного без другого, ни в природе, ни в людях. В каждом из нас есть и небо, и преисподняя. В равных дозировках. В результате их борьбы внутри человека берет верх то созидательное, то разрушительное начало. Так мир и катится куда-то вдаль на «маятниковой тяге». Возможно, к светлому будущему, хотя скорее – к будущему самому обычному, полному тех же страстей и пороков, что и настоящее.
– Человека можно изменить при помощи воспитания или научными методами, – заявил Громов. – Чтобы он созидал больше, чем успевает разрушить. Каждый раз начинать с нуля – накладно, да и неинтересно.
– Раз человечество до сих пор не вымерло, космос пока ещё побеждает хаос, но происходит это естественным путем, и жалкие потуги воспитателей или ученых тут ни при чем, – ответил Виктор, переключаясь на просмотр каких-то схем. – Вспомните, как спартанцы воспитывали из своих детей непобедимых воинов. Прошли годы, и армию этих грозных солдат разбили фиванцы. Никакое воспитание не сделало лакедемонян непобедимыми навечно. Что же касается научных методов, результат самого крупного за всю человеческую историю эксперимента по теме «Искусственный отбор и генетическая трансформация» беснуется по ту сторону дверей в этот бункер… Вот так-то, Аврелий Маркович… Чего-то не хватает… Никак не пойму – чего? Вы, случайно, не знаете?