– Теперь мы – король Франции, и нам решать, что есть долг, а что есть трусость.

– Сир, простите, что перебиваю вас, но я тоже считаю, что подписать договор с сарацинами сейчас – значит обмануть надежды многих воинов Креста, которые присоединились к нам во имя служения Господу, а не ради наживы, – вставил Эдуард, видя, как накаляется атмосфера.

Король Карл, понимая, что назревает конфликт, за которым может последовать раскол в армии крестоносцев, предпринял попытку примирить враждующие стороны.

– Ваше Высочество, – ответил Карл Сицилийский за Филиппа, – вы должны согласиться с нами в том, что силы армии сейчас подорваны, а боевой дух пострадал от всевозможных лишений и многочисленных испытаний, ниспосланных Богом. Мы потеряли слишком много славных воинов.

– Ваше Величество, вы, безусловно, правы, говоря про боевой дух, – согласился с ним Эдуард. – Но он еще более пострадает, если мы вернемся домой ни с чем.

Граф де Сен-Мор с благодарностью посмотрел на принца.

– Сир, – ободренный поддержкой Эдуарда, продолжил Жирард, – нарушая свой долг, мы тем самым отказываемся от святого дела обращения этих земель и всего мира в истинную веру.

– Граф де Сен-Мор, не стоит брать на себя смелость решать за весь мир, – гневно проговорил Филипп.

Непокорность вассала сильно возмущала его, и новоявленный король решил воспользоваться своей властью и поставить наглеца на место.

– Мы, король Франции, и король Обеих Сицилий (если позволите, дядя, мы скажем и от вашего имени) приняли решение, которое не только будет способствовать миру между народами Европы и Востока, но и поможет нам в дальнейшем вести войну за веру…

– Мой мальчик, ты поистине произнес мудрые слова, – согласился с ним Карл. – Итак, мы постановили: заключить мир с эмиром и прекратить кровопролитную войну. Завтра наша воля будет объявлена войску. Аминь!

Победоносно взглянув на расстроенное лицо Жирарда, Филипп злорадно улыбнулся.

– Все, Жирард, закончилась твоя власть, – тихо проговорил Филипп, вплотную подойдя к графу. – Мы не потерпим неповиновения. И если ты будешь плести интриги против нас, будешь уничтожен.

– Ваше Величество, я принял обет и поклялся вашему отцу положить свою жизнь на алтарь веры Христовой, посвятив ее освобождению Гроба Господня. И я не отступлю! Ваш отец этого хотел, значит, так и будет.

– Глупец! – прошипел Филипп, бледнея. – Ты еще горько пожалеешь, что пошел наперекор нам. С этой минуты мы не дадим за твою жизнь и денье [8] .

Гневно сверкнув глазами, он удалился. Посмотрев Филиппу вслед, Жирард глубоко вздохнул. Выполнить обещание, данное Людовику, будет ох как нелегко. В это время к нему подошел Эдуард, так горячо поддерживавший его в течение всего разговора. Увидев принца рядом, граф поклонился.

– Благодарю вас, Ваше Высочество, что встали на мою сторону.

– Я защищал свою точку зрения, граф, – пожал плечами Эдуард. – Я, впрочем, как и вы, только исполняю долг.

– Вы полагаете, есть шансы продолжить поход?

– В войсках брожение. Одни хотят вернуться домой, другие требуют решительных действий. Как вы думаете, преданные вам люди последуют за вами?

– Уверен в этом.

– И они не побояться преследований со стороны вашего короля?

– Кара Господа нашего может быть много страшнее мести земных владык, Ваше Высочество, – ответил Жирард.

– Что ж, я давно знал, что в ваших жилах течет кровь храбреца. Сегодня же убедился, что ваша душа исполнена любви к Богу и верности долгу. Тогда пусть сам Господь укажет нам путь!..

… В то время, когда Карл и Филипп обменивались с эмиром пленными и подписывали соглашение о мире, на основании которого подданные государей могли спокойно жить в землях обеих сторон и соблюдать веру предков, Жирард де Сен-Мор и принц Эдуард продолжили начатое Людовиком IX дело. Но злой рок, преследовавший крестовое войско с начала злополучного похода, неустанно следовал за храбрецами, подчиняя их своей воле. Этой участи не избежали ни те, кто отправился к гробу Господню, ни те, кто посчитал правильным вернуться на родину…

Глава 18

Нет тумана, из которого не было бы выхода.

Главное – держаться и идти вперед.

Узнав об исчезновении странника, Габриэлла очень рассердилась. Что, в конце концов, происходит в ее замке? Сначала таинственный незнакомец, как привидение, бродит по замку, теперь – загадочное исчезновение пилигрима. И это еще не считая мелких, но досадных неприятностей, постоянно происходивших в замке.

– Буффон, объясни мне, как мог исчезнуть человек из хорошо охраняемого замка? Он что, улетел? Растворился в воздухе?

– Я не знаю, госпожа, – потупив глаза, ответил шут. – Я расспросил всех, кто мог его видеть, но, к несчастью, так и не получил вразумительного ответа. Никто ничего не знает.

– Обыскать каждый уголок, каждую щель, каждый закуток замка, – приказала Габриэлла, сурово посмотрев на Буффона. – И еще… отправь несколько воинов на его поиски в окрестностях замка. Если ему каким-то непостижимым образом удалось выбраться из замка, то далеко он, пеший, уйти все равно не мог… Достань мне его хоть из-под земли!

– Слушаюсь, моя госпожа, – поклонился шут, ставший за эти месяцы правой рукой молодой хозяйки.

Оставшись одна, Габриэлла задумалась. Так, в глубокой задумчивости, она и сидела до тех пор, пока ход ее мыслей не был прерван стуком в дверь.

– Моя дорогая племянница! – произнес вошедший Раймунд де Карруаз. – Что-то случилось? В замке просто в воздухе носится какое-то лихорадочное возбуждение. Неужели какие-нибудь неприятности?

– И да, и нет, дядя, – хмуро посмотрев на него, ответила девушка. – Мы ищем вчерашнего пилигрима.

– Зачем? – удивленно приподнял брови герцог.

– После долгих ночных раздумий у меня появились вопросы к страннику, и я хотела бы получить ответ.

– Моя дорогая, – облегченно вздохнул Раймунд де Карруаз. – Вряд ли этот оборванец смог бы ответить на них.

– Почему вы так считаете? По словам самого странника, он был знаком с моим мужем, причем очень хорошо, раз Жирард доверил ему дорогую для себя вещь.

– Простите, милая племянница, если мои слова ранят вас… Но мне кажется, что граф таким образом хотел попрощаться с вами. По-видимому, он предвидел свою скорую кончину… Еще раз простите меня.

– Если бы это было так, то тогда… – Габриэлла осеклась.

– Что тогда? – недоуменно посмотрев на девушку, спросил герцог.

– Н-ничего, – замялась Габриэлла. Какая-то неведомая сила заставила ее замолчать, так ничего и не объяснив дяде. Немного помолчав, она продолжила: – Я просто подумала, что тогда бы мое сердце подсказало мне, что с Жирардом приключилась беда. Я почувствовала бы приближение несчастья.