Второй полукруг бесконечен. В голове мутилось. С каждым шагом я словно продиралась сквозь бетонную стену. Накатила чудовищная усталость. Ноги и руки были ватные. Я шла по раскаленным углям. Было все равно.
Юлечка выступила из-за моей спины, заставив обернуться.
Она многие-многие годы ждала именно меня, чтобы появиться. Во мне есть что-то, нужное ей. Из-за моих особенностей она здесь. Ни бабушка, ни папа ни при чем. Не было чужих подвенечных платьев и сбитых волшебных воробьев. Это из-за меня упал дом и Шульпяков утопил свой велик. И только я могла все исправить. Ни отец Владимир в Троицкой церкви, ни шептунья в Гостешево, ни священник на Соловках. Я. Древняя магия, о которой знали предки саамов, – вот что мне поможет. То вечное, что осталось. Как петроглифы.
Стало светло. К краю лабиринта подошел олень.
У меня была слабая надежда, что мне никто не помешает. Что я буду просто идти, идти, пока не приду. А потом спокойно вернусь в начало лабиринта. Что завтра кончится шторм. И нас с радостью встретят в «Приюте».
Олень встал передними ногами на высокие камни, вытянул морду. А потом прыгнул. Перелетел лабиринт, ударил меня копытами. В воздухе свистнуло. Раз, другой.
Стрелы. Меня хотят убить! Острые осы с неприятным жужжанием проносились мимо, возникали из мглы, огненными росчерками обозначали путь, пропадали в кустах за лабиринтом.
Несколько стрел угодило в меня, и я упала. Странное это было падение. Спереди и сзади меня словно подпирали стены, сила давила на воздух. Я осела на дорожку, почувствовав, как эти силы схлопнули воздух у меня над головой.
Дышать не могла. Стрела попала в грудь. Воздух входил в меня урывками. И было это больно, больно, больно. И смеяться через боль тоже больно. Потому что люди на лыжах, с луками, в дождь – это очень смешно.
Лучники поднялись, выпятили животики, луки захрустели, натягиваясь.
Смешно-то как!
Виу, виу!
И все в меня.
– Беги, – посоветовала Юлечка. – Просто перешагни камни. И не надо по дорожке, иди напрямки через холм.
Там, там, там, – стучало в висках. За спинами лучников поднялся человечек, ножки расставлены, ручки опустил вниз, пальцы растопырил. Рядом с ним барабан на высокой подставке, в руке он держит что-то похожее на змею. Но это не змея. К ладони привязана веревка, на конце камешек. Веревка пружинит, камешек скачет туда-сюда, веревка извивается змеей. Камешек ударяет в натянутую кожу барабана.
Там, там, там!
Человечек загораживал лучников, но мне хочется увидеть, как они будут двигаться. На лыжах. По камням.
Чуть проползла вперед. И вдруг поняла: меня ничего не держит. Я могу идти дальше.
Выпрямилась.
Ветер. Холод. Темнота.
Из темноты бесшумно вынырнула огромная туша кита, утыканная множеством стрел. Из бока торчал гарпун, тянулась длинная веревка. Веревку должен держать охотник. Он на лодке. Пройти вперед, чтобы не попасть под нее.
Расставив руки, я пошла, почувствовав, что круг стал заметно меньше – скоро приду.
Кит исчез, утащив с собой лодку с охотниками.
– Хей, хей, хей! – закричали с противоположной стороны.
Крадучись показался охотник. Все такой же пузатый, голый, но уже без лыж. В руке копье. Он двигался, приседая на одну ногу. Примеривался для броска.
Медведь вырос передо мной неожиданно. Он встал – огромный, светящийся. Душа моя давно скакала по камням через холм, как советовала Юлечка. Ноги подвели. Они приморозились к камням.
Медведь поднял лапы, зарычал.
Еще с двух сторон должны подняться охотники, если эта облава идет по всем правилам. Как на композиции в Залавруге.
Пробежавший второй охотник толкнул меня в спину. Я засеменила вперед, боясь, что если упаду, то растянусь уже по всему лабиринту и собью его окончательно. Если он разрушится, то я не смогу вернуться. Останусь здесь.
Ах ты коварная!
Так вот почему она идет за мной. Чтобы забрать с собой в Дом Мертвых. Чтобы ей там не скучно было.
Я встала, почувствовала равновесие и решила, что дальше буду смотреть только под ноги. Хватит призраков. Провела по груди. Нет там никаких стрел. И дротики в меня не кидают. И копья – только в выдолбленного на камне кита.
Пошла. Правая нога, левая, правая. Передо мной свет. Не отвлекаемся. Левая, правая, поворот, левая. Не падать! Держаться! Сама! Я все сама!
Во что-то уперлась.
Деревце.
Осталось самое сложное – оставить тут Юлечку. Олень вчера увез, но не смог оставить. А я – смогу. Потому что я ее сюда привела. По закону древней магии души мертвых остаются тут.
Касаясь пальцами макушки деревца, обошла его. Лабиринт уводил в обратную сторону. На свободу.
Я стояла, спиной чувствуя – на меня смотрят, жгут взглядом. Но я не буду оборачиваться. Мне не жалко.
– Твое место тут, – сказала я, прощально касаясь тонкого ствола березки.
Саамы наверняка еще какой-то ритуал проводили. Били в бубен. Шептали слова. Жгли костры так, чтобы дым стелился над вавилонами. Но это уже была их придумка. В моем мире в бубен не бьют. В моем мире говорят «Прощай!». Но мы обойдемся даже без этого. Она просто здесь останется. Из-за моих фантазий появилась, по моей же воле и уйдет. Раньше я не понимала, до какой степени мне самой было интересно с Юлечкой. Но теперь – все. Хватит. Она мне больше не нужна.
Не оглядываясь, пошла кружить – первые повороты мелкие. Мир тоже кружится, сейчас упаду. Темнота вокруг, темнота в глазах.
А чего я боюсь?
Вытянула сотовый. Фонарик был неожиданно яркий. Я сразу увидела дорожку. Не такая она была и узкая. Спокойно можно идти.
У крупный валунов перед входом в лабиринт в свет ввалился человек.
– Прошла? – грустно спросил Полосатый. – А я бы не смог.
Я села на белые камни. Ноги дрожали, отказываясь меня держать.
– Как себя чувствуешь?
– Велосипедно! – хрипло ответила я.
Шторм никуда не делся. Утром я долго стояла на крыльце церкви, смотрела на море. Волны ходили ходуном, катали огромные камни. В загончике «Рассвет» болтало вверх-вниз. Тросы натягивались, тросы скрипели.
Выходит, шторм не Юлечкина работа? Гидрометцентр напутал что-то. Как всегда.
Смотритель зорко следил за каждым нашим шагом. Он уже связался с Соловками и радостно сообщил, что порт закрыт, что ни один корабль они не пустят. Гигант Володя твердил о фестивале, о программе, что завтра у них все заканчивается, что послезавтра все уезжают. Про билеты.
Смотритель довольно хмыкал. Ему было плевать на чужие проблемы.