– Корнетти, свежие, прямо из пекарни. Я сплавал за ними на лодке рано утром.
Разрезав одну из булочек, Лотти щедро намазала ее маслом и откусила.
– Так как ты себя чувствуешь? – Закрыв ноутбук, Рафаэль все свое внимание перенес на нее, увлеченный видом блестящих от масла губ.
– Если ты хочешь спросить, чувствую ли я себя беременной, то нет. Я чувствую себя точно так же, как вчера. – И она снова сосредоточилась на своем завтраке.
– На самом деле меня интересует, улучшилось ли твое настроение. Хотя ты, кажется, уже дала мне понять.
– Мое настроение совершенно в порядке, спасибо. – Лотти вытерла пальцы о бумажную салфетку и независимо вздернула подбородок.
– Ну, вот и хорошо.
Он подался вперед, отметив, как расширились при этом глаза Лотти, и убрал крошку, прилипшую к ее нижней губе, а затем слизнул ее со своего пальца. Интимность этого жеста потрясла его самого. О чем только он думает? Лотти выглядела такой же ошарашенной и немедленно отпрянула.
– Необязательно так себя вести, – сказала она, потуже запахивая полы халата.
– Как – так?
– Не знаю… Как, ну… Псевдовежливо.
– В смысле? – Он удивленно уставился на нее.
– Не стоит так со мной носиться. Это неправильно. И вообще, перенапряжешься.
– Носиться? – Рафаэль увидел, как щеки Лотти покрылись румянцем, она опустила взгляд, а пальцем катала крошки вокруг тарелки. – Вот уж не знал, что делаю именно это.
– Давай постараемся вести себя нормально. – Она снова посмотрела на него, пытаясь унять волнение. – Нет смысла притворяться, играть в заботливого супруга… Это не сделает меня более беременной и к тому же выглядит фальшиво.
– Что ж, спасибо, что пояснила.
Ее язвительные слова достигли цели. Она явно пытается установить свои правила, воздвигнуть барьер между ними, чтобы избежать нежелательного внимания. Сама мысль об этом ранила его.
– Хорошо, – внезапно охрипнув, сказал Рафаэль. – Я согласен, что между нами не должно быть недопонимания. Чтобы не казалось, будто мы наслаждаемся обществом друг друга или что-то в этом роде.
Настала очередь Лотти поежиться от его слов. Почему ей должно быть плохо только то того, что она сказала правду? Враждебность, которую он ей демонстрировал, когда она только приехала в палаццо, достаточно ясно показывала, что он о ней думает.
– Я думаю, важно быть честными друг с другом, вот и все. Я знаю, что сказал доктор Овейзи, и все такое, но это не значит, что мы должны дурачить друг друга.
– Как скажешь. – Утомленный разговором, Рафаэль встал. – Ты наелась?
Что ж, этот неловкий разговор явно окончен.
– Да, спасибо. Пойду оденусь.
– Подожди, мне надо кое-что тебе показать.
– Хм. Что же?
– Пойдем со мной, и узнаешь.
Немного посомневавшись, Лотти слезла со стула.
– Надеюсь, ты примешь то, что я приготовил для тебя, прислушавшись к совету доктора Овейзи, и не станешь спорить из-за этого.
Лотти последовала за ним вверх по лестнице, и с каждым шагом ее сердце билось все чаще. Что же он придумал? И хоть она и приказывала себе не быть дурой, только один совет доктора Овейзи крутился у нее в голове – полноценные супружеские отношения. К тому же они, кажется, движутся в сторону спальни.
Наконец Рафаэль распахнул двери комнаты и пропустил ее вперед.
– Ну, что скажешь?
Взору Лотти открылась чудесная картина. В центре комнаты стоял мольберт, несколько натяжных холстов разного размера были прислонены к стене. Палитра, набор кистей и головокружительное количество тюбиков с краской лежали на столе рядом с мольбертом.
– Я решил, что эта комната подходит лучше всего – в смысле света. Она выходит на север.
Лотти не моргая продолжала смотреть на все это.
– Что-то не так?
– Нет, конечно нет.
– Что же тогда?
Отчаянно пытаясь совладать со своим лицом, чтобы на нем не отразились признаки разочарования, Лотти мерила шагами комнату.
– Это просто… как-то слишком. В смысле, мы здесь всего на две недели – даже Ван Гогу было бы не под силу использовать столько холстов за это время!
– А кто говорил про две недели? Мы оставим все как есть, и ты сможешь приезжать в любой момент и оставаться столько, сколько пожелаешь, во время беременности. Здесь очень красиво весной. Все краски и растворители не вредны для беременных, я проверил.
Ах, если бы ее волновали только краски! Куда более тревожным было то, что она теряет контроль над своей жизнью, а он начинает манипулировать ей, принимать решения насчет ее будущего, даже не посоветовавшись.
А еще более пугающей была реакция ее тела на нелепую идею, что он ведет ее в свою постель.
– Мы пока не знаем, беременна ли я, Рафаэль. – Ее слова прозвучали слишком сухо, и она понимала это. – А даже если это и так, хочу тебе напомнить, что еще ничего не решено. Понятия не имею, почему ты считаешь, что я буду жить здесь.
– Ну, не обязательно здесь…
– Я о владениях Монтеррато в целом. У меня есть своя жизнь, ты же знаешь. Квартира, друзья, работа. – Последнее утверждение было не совсем верно. На самом деле, совсем неверно. Последний звонок от Ибрагима не обнадеживал. Босс был в ярости, что она его ослушалась, и где-то посреди его гневной тирады она услышала, что уволена.
Но, как это ни смешно, она испытала облегчение. За год напряженной работы в галерее Ибрагима, известного и уважаемого арт-дилера, границы их бизнеса расширялись все больше и больше. Встречи с клиентами все чаще стали оканчиваться в барах, а затем они поздно ночью ехали в такси, Ибрагим растягивался прямо на кожаном сиденье, и от него несло перегаром. Не раз и не два она уже думала, что не вернется на свое рабочее место для «разбора полетов».
Конечно, говорить ему, куда он может засунуть свои инсталляции, было не самым мудрым решением. Тем более что в ответ он прорычал, что она больше никогда не найдет себе работу в мире искусства. Что наверняка правда. Ибрагим достаточно мстителен, чтобы озаботиться этим.
Куда более насущная проблема сейчас – темноволосый мужчина, стоящий в другом конце комнаты и глядящий на нее с таким напряжением, с такой силой во взоре, что Лотти казалось, будто он прожигает ее взглядом и воспламеняет в ней ответный огонь.
– Уверен, нет ничего такого, что не может подождать.
Чары рассеялись. Пренебрежительная ремарка Рафаэля вернула Лотти с небес на землю. Ее сердце учащенно забилось от возмущения.
– Как только мы убедимся, что ты действительно беременна, самым разумным для тебя, естественно, будет остаться в Монтеррато.