– Зато не знаешь, как работают мои.
– Это точно.
Рафаэль замолчал, явно не соглашаясь ни с одним ее словом.
– Раз уж тебе так хочется участвовать в этом деле, начни с того, чтобы быть сегодня идеальной хозяйкой вечера. Ты, когда захочешь, можешь быть просто обворожительной. Люди выложили немало денег и могут дать еще больше. Наша задача – убедить их расстаться с деньгами.
Лотти нахмурилась. Придвинув стул, она села напротив Рафаэля, не обращая внимания на его угрожающе сузившиеся глаза.
– Ну так расскажи мне хоть немного об этой затее. Как давно все это длится?
Рафаэль снова тяжко вздохнул:
– Год или два.
– То есть все началось вскоре после того, как я ушла.
– Да.
– И сколько денег собрал фонд?
– У меня нет точных цифр. Приличную сумму. Люди могут быть очень щедрыми, если их правильно мотивировать.
– И куда конкретно пошли деньги?
– Сначала в госпиталь Д’Аоста, но сейчас мы ищем и другие, которые отчаянно нуждаются в денежной помощи, – необходимо новое оборудование и специалисты… – Внезапно он остановился. – А теперь, если ты позволишь, у меня еще много дел. – Он выразительно посмотрел в сторону компьютера. – Ты можешь найти массу информации в Интернете.
Лотти хотела было сказать, куда ему идти со своими предложениями, но что-то в его взгляде, в напряженной позе, в тоне остановило ее. Она поняла, что он на время отстранился от нее не потому, что хотел избавиться от ее раздражающего присутствия, но потому, что это дело было очень важно для него, задевало его за живое. И он не хотел, чтобы она видела его уязвимость. Плохо…
– А в госпитале Д’Аоста теперь есть все необходимое? – Одно то, что она произнесла вслух это название, заставило ее сердце сжаться. Именно там Серафина появилась на свет – и в скором времени умерла. – Это было бы кстати, если у меня вдруг снова будут преждевременные роды.
Рафаэль посмотрел на нее с нескрываемой яростью. Да что там, его глаза метали молнии. И Лотти захотелось проглотить свои глупые слова.
– У тебя все будет в порядке! Ты слышала, что сказал доктор Овейзи. Несмотря на то что было тогда, твой риск преждевременных родов не больше, чем у других.
– Я знаю, Раф. – Она никак не ожидала, что Рафаэль так эмоционально отреагирует на ее дурацкий комментарий. Его ответ шел из самого сердца – из таких глубин, о существовании которых она даже не подозревала. – Я уверена, в этот раз все будет хорошо. – У Лотти сжалось сердце от охвативших ее воспоминаний. – Не может же два раза произойти одно и то же.
– Нет. – Рафаэль грозно посмотрел на нее. – Мы оба можем быть в этом уверены.
Катастрофическая цепочка событий, которая так драматично изменила их жизнь, начала разворачиваться вечером летнего дня, когда Рафаэль отправился в конюшни посмотреть на только что доставленного жеребца. Лотти, очарованная прекрасным вечером, решила составить ему компанию.
Бывало, в конюшне Рафаэля стояло сразу несколько необъезженных коней – еще одна его слабость и источник адреналина. Он любил объезжать непредсказуемых скакунов, от которых отказались даже опытные тренеры. На них ему хватало и терпения, и упорства.
В тот вечер в стойле его ждал крупный черный жеребец по кличке Абраксас. Стоя в стороне, Лотти слышала, как он бьется, фыркает и стучит копытами, слышала, как Рафаэль командует ему посторониться. Дальше все было как в тумане. Дико тряхнув упрямой башкой, Абраксас каким-то образом освободился и поскакал из стойла по направлению к ней. Следующее, что она помнит, – она лежит на земле, свернувшись калачиком и обхватив живот, и понимает, что произошло что-то по-настоящему ужасное.
Сейчас, по прошествии лет, конюшни стоят заброшенные и пустые. Но и сейчас воспоминания о том дне цепко держат их в своей власти. Полет на вертолете в госпиталь. Паника. Болезненные роды. Рафаэль, мечущийся по коридору в ярости и бессилии что-либо изменить – прекратить мучения Лотти, помочь ребенку родиться, спасти жизни обоих. А потом, когда жизнь Лотти была вне опасности, а их крошечная, хрупкая дочь боролась за свою, первоначальное облегчение сменилось отчаянием: выяснилось, что в госпитале нет специального оборудования и единственная надежда на спасение – переезд в другой госпиталь.
Рафаэль выкрикивал все новые и новые команды по телефону, настаивая, что он отвезет малышку в своем вертолете. Но в итоге она оказалась слишком маленькой и слабой и перестала дышать прежде, чем Рафаэль успел что-то сделать.
Встав, Лотти подошла к Рафаэлю. Больше всего на свете она хотела, чтобы он обнял ее, прижался к ней, успокоил ее, а она – его. Чтобы они разделили общую печаль, чтобы она сплотила их, а не отталкивала друг от друга. Но Рафаэль встал прежде, чем она приблизилась. С непроницаемым лицом, неприступный, с крепко сжатыми губами – все предупреждало, чтобы она не смела подходить и держалась от него подальше.
– Тебе пора. Мне надо сделать еще много звонков.
– Почему ты это делаешь, Рафаэль? Почему ты отталкиваешь меня каждый раз, когда речь идет о Серафине?
– Не понимаю, о чем ты.
– Все ты понимаешь. Ты бы видел себя сейчас! Ты просто-таки выдворяешь меня из комнаты.
– У меня нет времени на все это, Лотти.
– Вот видишь?! И так всегда, едва дело касается Серафины и того, как повлияла на нас ее смерть. Как мы будем двигаться дальше, если ты отказываешься обсуждать это?
– Нечего тут обсуждать. Все, что случилось, уже случилось. И никакие разговоры этого не изменят.
– А если не говорить об этом, это не значит, что боль уйдет. – Лотти смотрела прямо в его потемневшие глаза. – Почему бы не попытаться, Раф? Открыться друг другу? Все лучше, чем это… ледяное молчание. – Лотти изо всех сил боролась с подступающими рыданиями. – Почему ты не можешь поделиться со мной своими чувствами?
Рафаэль сделал несколько шагов к окну и снова повернулся к ней – на его лице была написана мука.
– Поверь – ты не захочешь разделить мои чувства.
– Просто поговори со мной открыто и честно. Пожалуйста!
– Хорошо. – Его взгляд был просто убийственным, руки сжались в кулаки, когда он заговорил. – Ты хочешь знать, что я чувствую. Так вот, я ощущаю потерю каждый день. Я чувствую злость, печаль, горечь, разочарование. Но больше всего – вину. Сильную, непреходящую вину, которая останется со мной до конца дней. – Они смотрели друг на друга в ужасающей тишине. – Ты это хотела услышать? Счастлива?
У Лотти внезапно закружилась голова, и ей пришлось опереться о край стола.
– Но это был несчастный случай – пойми это. Никто не виноват.
Рафаэль протестующе поднял руку:
– Это я привел чертова коня в стойло. Я должен был контролировать его. Я отвез тебя в этот чертов госпиталь, в котором не смогли помочь Серафине. – Его прекрасное лицо исказилось от невыносимого страдания. – Мне продолжать?