– В больницу? Зачем? – забеспокоилась Маша. – Я не хочу в больницу. Вы же уже помазали все зеленкой.
– Вы шутите? Я должен убедиться, что с вами все в порядке.
– Да не буду я с вами судиться. Это просто царапина. Отправьте меня домой, я могу вам написать расписку, что вы не имеете никакого отношения к моему ранению. – Маша против воли говорила с ехидной, злой интонацией.
– Как бы не так. Даже если ваше «ранение» было получено не на поле, именно мое распоряжение вынудило вас ходить пешком весь день, и, таким образом, именно я ухудшил ваше положение.
– Вы не знали.
– И что? – пожал плечами Гончаров. – Мы едем в больницу, и вы, Мария Андреевна, ничего не можете с этим поделать. Ни-че-го. Вам понятно? И потом, почему это вас настолько не устраивает, в конце концов?
– Вы всегда так командуете? – фыркнула она, не желая признаваться, что просто-напросто боится больниц. Да, вот так! Дочь двух докторов, потомственная, можно сказать, медичка, Маша боялась больниц, крови и человеческих страданий, которые, если видела, чувствовала как свои собственные. Отчасти из-за этого Маша никогда бы не стала врачом. Но об этом она никогда никому не рассказывала.
– Странно, что вас это удивляет. – И Гончаров демонстративно отвернулся и уткнулся в свой планшет, открыв, кажется, программу с письмами. Маша решила не отставать от него и достала из сумки свой смартфон. Там, совершенно неожиданно для себя, она обнаружила два пропущенных звонка – оба от Роберта.
Мамма-миа!
Она вообще забыла о Роберте, а ведь он, наверное, вернулся в Москву. И позвонил ей!
– Что-то случилось? – спросил Гончаров, но Маша отвернулась и замотала головой. Сначала она хотела отложить разговор с Робертом до более подходящего момента, но затем вдруг поняла, что нет и не будет более подходящего момента, чем сейчас, учитывая то, как бесит Роберт Гончарова. А побесить его сейчас Маше ой как хотелось. Так что шальная мысль возникла сама собой, и на губах у девушки заиграла улыбка. Она нажала на набор номера и прижала телефон к уху.
– Алло. Роберт? – спросила она негромко, но так, чтобы было, конечно же, слышно Гончарову. И немного более теплым, бархатным тоном, чем нужно для разговора с коллегой. – Ты уже прилетел?
– Маша, привет! Я только что вернулся с выставки, а тут узнаю такое. Ты что, действительно теперь там, на объекте? – Голос Роберта, такой знакомый, такой почти родной, заставил Машу заволноваться.
– Да, я тут. Как ты съездил?
– Ничего, нормально. Промок только. В Берлине льет дождь, представляешь? Слушай, ты сможешь мне переслать те материалы, что ты сделала для «Раздолья»? Нужно нам как-то встретиться. – Он сказал об этом так непринужденно, но Машино сердце стукнуло. Он хочет встретиться…
– В любой момент, как скажешь. Когда, как думаешь? – Маша буквально чувствовала жгучий взгляд Гончарова, но делала вид, что даже не замечает ничего.
– Так, дай подумать… – задумался Роберт. – Ты мне пока все вышли, я посмотрю, а потом мы с тобой договоримся, ладно? Давай так?
– Хорошо, – кивнула Маша, постаравшись скрыть разочарование. Роберт отключился, разговор закончился, и конечно, когда Маша перевела взгляд на сидящего рядом Гончарова, увидела в его темных глазах усмешку.
– Принц от рук отбился? – спросил он, даже не скрывая улыбки. – Совсем зазнался, по Европам раскатывая?
– Что вы понимаете? Роберт – он творец, талант! – буркнула Маша. – Вы его совсем не знаете.
– Талант? Да? Вы так считаете, действительно? – спросил Николай довольно холодно.
– А вы уверены в обратном? Почему? Потому что не разделяете его вкусов? Актуальное искусство часто остается непонятым или даже вызывает агрессию, – заступилась Маша.
– Когда мне говорят об актуальном искусстве, мне хочется швырнуть в кого-нибудь стаканом. Но я хочу сказать, что мне не нравится ваш любезный Роберт тем, что он помешан на собственной персоне, никого не замечает и не желает делать того, что не идет на пользу его драгоценному имиджу.
– Это не так! – возмутилась Маша, хотя где-то в глубине души она вдруг почувствовала неприятный укол правды, отрезвляющего холода. Роберт, конечно, всегда думает о собственном имидже. Только никогда Маша не считала, что это плохо.
– Это так. И если вы думаете, что работа с ним может пойти на пользу вашей собственной карьере, то вы ошибаетесь.
– Почему?
– Потому что, если вам посчастливится сделать что-то по-настоящему стоящее, вы моментально перейдете из категории влюбленных поклонниц в конкурентку, и все изменится.
– Я вовсе не влюбленная поклонница, – пробурчала Маша, теряя аргументацию. Николай Гончаров мог бесить ее как угодно, мог командовать и подтрунивать, но одного у него не отнять. В людях и в том, как устроен мир, он разбирается куда лучше Маши. Что, если он прав? Что, если Маша совсем не знает Роберта?
– Нет? – спросил Николай с неожиданной серьезностью, но ответить Маша не успела. Они подъехали куда-то, бог его знает куда. Было ясно одно: это не обычная городская больница, а какая-то частная клиника. Невысокое, этажа в три, белое здание было обнесено сплошным каменным забором, украшенным искусственным камнем. Машина остановилась напротив автоматических ворот, и Маша увидела название клиники, что-то на английском. Охранник высунулся из окна, и водитель показал ему какое-то удостоверение.
– Где это мы? – спросила Маша с опаской. Она не любила больницы в целом, а к частным клиникам относилась с еще большим предубеждением, с молоком матери усвоив, что в частной клинике врачи всегда только и думают, как бы денег заработать.
– В надежном месте, – бросил Гончаров, а Маша с еще большим изумлением наблюдала, как к их машине подкатили кресло-каталку для инвалидов.
– Что за глупости! – возмутилась Маша. – Я и сама могу дойти. И вообще, я прекрасно себя чувствую и не нуждаюсь в таком…
Она даже не нашла слов для этого облака заботы, которой ее окружили услужливые и улыбающиеся люди в белых халатах. Ехать в кресле было странно, но если отключиться от мысли о том, что это кресло для тех, кто не может ходить, то было даже интересно. Необычное ощущение – катить руками колеса, объезжая такие неожиданные препятствия, как дорожный люк, в котором, оказывается, тут же застревает кресло. И требуется дополнительное усилие, рывок, чтобы его сдвинуть. Впрочем, долго Маше играть с креслом не дали, помогли, покатили внутрь, в белоснежное помещение с красивыми картинками на стенах. Помимо Маши, тут было, может быть, еще пациента два, так что врачи, кажется, даже обрадовались ее приходу.
Интересно, во сколько это удовольствие обойдется Гончарову? А вдруг он потом это вычтет из ее зарплаты?
«Тьфу, что за дурацкие мысли».
– Что же вы сразу-то не обратились? – сетовал хирург-травматолог, осматривая Машину ногу с такой тщательностью, словно ей грозила реальная угроза. – Порез совсем рядом с артерией. Поэтому такое сильное кровотечение. Ногу нагружать нельзя.