– Я боюсь не того, что случилось, – покачала головой Ойла. – Я боюсь того, что может случиться завтра. Ведь если у этого похода выдалось такое начало, страшно даже подумать, каким будет его конец…
Ринар боялась не зря.
Не знаю, о чем рассказал ей отец перед тем, как взять ее с собой, и что она сама воображала, только ее фантазии явно разошлись с реальностью. Как, впрочем, и мои. Разве что я, в отличие от нее, не испытал на сей счет большого разочарования, ибо давно перестал удивляться подлянкам судьбы и тому, что мои ожидания почти никогда не сбываются. Ойле же еще только предстояло постичь горький закон жизни, гласящий, что у сирот вроде нас вообще нет никаких прав. И что уметь приноравливаться к невзгодам для нас куда важнее, чем пытаться действовать им вопреки, даже когда они кажутся нам откровенно гадостными.
К деревне под названием Годжи мы подошли вечером следующего дня. Подошли в открытую, потому что еще на подходе к ней наш отряд обнаружили. И дали понять, что нам здесь не рады.
Ойла вовремя заметила, что в придорожном лесу кто-то прячется. И не только прячется, но и движется следом за нами. Судя по всему, это была небольшая группа охотников или разведчиков, но наемники сразу насторожились. Опасаясь нападения из засады, они разобрали щиты и не отходили далеко от повозок, чтобы в случае чего можно было укрыться от стрел.
И они таки в нас полетели!
Попытка Шемница, который, надев промонторские доспехи и шлем с плюмажем, выдавал себя за офицера южан, обратиться к незнакомцам почему-то их разозлила. И они взялись пускать в нас стрелы, прекратив это лишь тогда, когда половина отряда, прикрываясь щитами и деревьями, пошла на них в атаку, а остальные начали стрелять по ним в ответ.
Вступать с нами в открытый бой лучники уже не стали. И сбежали в лес еще до того, как наша пехота до них добралась.
На наше счастье, среди противников не оказалось хороших стрелков. Все, чего они добились, это убили двух лошадей: одну из запряженных в повозки и ту, на которой ехала Ойла. Которая – вот молодец! – не растерялась. Едва в шею ее лошади воткнулась стрела, она моментально соскочила на землю и юркнула за дерево. И потому упавшее замертво животное не успело ее придавить и сломать ее тонкие девчачьи кости.
– Вот какие, жначит, в этих краях жаконы гоштеприимштва! – провозгласил Бурдюк, когда не догнавшие лучников наемники вернулись на дорогу. – Ну что ж, раж нам больше нет нужды прятатьшя, тем лучше! Что шкажете, полковник? Годжи жа ближайшим перевалом. Будем медлить – нарвемшя на другую жашаду, когда эти твари приведут иж деревни подмогу. Но ешли шделаем рывок, будем там уже шкоро и ударим первыми.
– Верно мыслите, Аррод! – поддержал главаря сир Ульбах. – Так и сделаем. Выступаем немедленно!
Оставшееся до Годжи расстояние мы отмахали в жуткой спешке. Всем, кто ехал в повозках, включая меня и Баррелия, пришлось сойти и подталкивать их, дабы они, двигаясь в гору, не отставали от отряда, что маршировал налегке и с оружием наготове. Ринар тоже присоединилась к нам. Но сейчас она больше жалела свою убитую лошадь, чем то, что ее отправили в обоз. Все равно, едва Шемниц повел свое войско в атаку, Ойле стало нечего вынюхивать. Дорога до Годжи шла напрямик, и кто бы ни попался теперь нам навстречу, мирной беседы с этим человеком у нас уже не получится.
Деревня располагалась в небольшой горной долине, некогда заросшей лесом. Однако сегодня почти весь он был вырублен, о чем свидетельствовали торчащие повсюду пни. На что сельчане пустили древесину, можно было определить издалека. Годжи – небольшой промысловый поселок, – защищали крепкие бревенчатые стены высотой в три человеческих роста.
Стены были выстроены квадратом, и в каждом углу укрепления торчала вышка для лучников. Иных оборонительных сооружений здесь не наблюдалось. Но и тех, что были, хватало, чтобы отражать разбойничьи набеги, которые для здешней глуши не являлись редкостью.
Дорога, по которой мы двигались, не заходила в крепость, а огибала ее. Если бы мы хотели, то могли бы обойти ее стороной. Но у полковника Шемница такое желание отсутствовало, ведь именно Годжи являлась его первой целью.
Выйдя на усеянное пнями, открытое пространство, мы заметили подбегающих к крепостным воротам, семерых человек с закинутыми за спины луками и заячьими тушками в руках. Очевидно, это были те охотники, что следили за нами, а затем напали на нас в лесу. Сейчас мы находились слишком далеко от них и не могли отплатить им той же монетой. Но вскоре наемникам представится такой шанс, поскольку головорезы Аррода вскорости намеревались вторгнуться в Годжи.
При приближении лучников ворота приоткрылись и сразу же закрылись, едва последний из них очутился в крепости. Впрочем, не исключено, что в окрестных лесах были и другие годжийцы, которые тоже не отказались бы пострелять по нам из-за деревьев. Поэтому Бурдюк велел отряду продолжать движение и остановиться на полпути между лесом и крепостной стеной. Так чтобы ни оттуда, ни оттуда вражеские стрелки не могли до нас достать.
– Скоро стемнеет, – заметил Шемниц Арроду. – Если останемся здесь на ночь, годжийцы наверняка предпримут вылазку. Перерезать нас им, конечно, не удастся, но потрепать до того, как мы пойдем на штурм – легко.
– О, это как пить дать, полковник, – подтвердил Бурдюк. – И я бы на их меште не откажалшя от такого ночного вешелья. Так что не будем прошиживать штаны и ударим немедля… – И, обернувшись к отряду, распорядился: – Кальхадо, Штейк, Пиявка! А ну рашчехляйте Кушачую Штерву!..
Получившие приказ наемники живо принялись за работу. Скинув с одной из повозок навес, они открыли нашим взорам наполовину разобранную баллисту, чьим лафетом, собственно, повозка и служила. Работая на побегушках, я успел сунуть нос во все повозки и мимоходом осмотрел это метательное орудие. Оно было меньше знакомых мне баллист, что стояли на городских стенах Дорхейвена, и стреляло каменными ядрами величиной с крупное яблоко. А насколько далеко стреляло, должно было выясниться уже скоро.
С помощью крепежных стержней и инструментов наемники быстро привели Кусачую Стерву в боевое положение. А их соратники в это время расставили остальные повозки так, чтобы отряд мог укрыться за ними при атаке вражеской конницы. Аррод, правда, сомневался, что в Годжи есть таковая, но предпочитал быть готовым ко всему.
– Кригариец! – Шемниц подозвал к себе ван Бьера. – Как твоя нога, кригариец?
– Терпимо, сир, – заверил его Баррелий. – В бой идти смогу.
– Отставить «в бой», – отрезал полковник. – Я видел, как ты хромал, когда мы спускались с горы – кажется, этот проклятый марш тебя доконал.
– Но, сир, я не затем вступил в ваш отряд, чтобы снова прохлаждаться в обозе!.. – попытался возразить монах, однако Шемниц резко поднял руку, веля ему замолчать.
– Я разве велел тебе прохлаждаться? – спросил он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Для тебя и твоих мелких приятелей тоже найдется работа. Доводилось стрелять из такой дуры?