На! На! На! Получай! Получай! Еще! Еще! На! Получай!..
Палаш вонзался в монстра с трудом, хоть и был заточен кригарийцем на совесть. Но я понимал, как много зависит от силы моего удара, и усердствовал вовсю. Серая, цвета крысиного дерьма, кровь брызгала мне в лицо и на одежду. Возможно, она была ядовита, как и вода Скорбящего леса. Но я не обращал на нее внимания и дырявил криджа, превращая его грудную клетку в месиво.
Прежде чем он взялся сопротивляться, я нанес ему с полдюжины ударов, и это его ослабило. И все равно, когда по моим бокам и плечам замолотили костяные наросты, было больно. Но вместе с этим и привычно. Сразу вспомнилась тренировочная палка, которой кригариец дубасил меня в Дорхейвене. Разве что та не была зазубрена, а наросты гаденыша могли оставить в моей шкуре дыры. Конечно, не такие, какие я оставлял в его теле, но тоже далеко не щадящие.
Боль, которой я до этого боялся, теперь придавала мне злобы. А злоба подстегивала не останавливаться на полпути и довести дело до конца.
И я довел! Не обращая внимания на удары криджа – на мое счастье, они быстро слабели, – я в конце концов его утихомирил! И когда его руки безвольно упали, а тело перестало дергаться и обмякло, я издал победный вопль, в котором не было уже ничего человеческого.
Да и сам я вряд ли походил сейчас на нормального человека. Грязный, избитый и забрызганный серой кровью, я стал ничем не отличим от наемников. Они, как и я, тоже орали и пускали тварям кровь с таким остервенением, с каким не дрались позавчера с защитниками Годжи.
– Да! – прокричал я, вскакивая на ноги и пиная мертвого гаденыша. – Да! Да! Да!..
И сей же миг застыл на месте, задохнувшись от ужаса.
Ко мне приближался еще один кридж! Тоже не взрослый, но значительно крупнее убитого мною… ну ладно-ладно: его убили мы с лошадью. И костяные клинки этого гада были уже испачканы человеческой кровью.
Весь мой пыл остыл в мгновение ока. Вместе со злобой. А без них я ощутил себя опустошенным, ведь только они придавали мне сил и отваги. Мне надо было срываться с места и бежать, но ноги мои задрожали и предательски подкосились. И я где стоял, там и плюхнулся на задницу, выронив палаш – худшее, что могло в этот момент со мной случится.
И все же я не стал дожидаться, когда кридж обрушит на меня свои клинки. Жалобно заблеяв и заелозив по грязи – удивительно, как быстро отчаянная храбрость может смениться животной трусостью! – я начал отползать назад. И смех и грех! Осталось лишь начать кидаться во врага конским навозом, в котором утопали мои ладони. И в котором я вот-вот издохну, растерзанный на куски. Дерьмовее кончины не придумать. Особенно сразу после того, как я отличился на поле брани, одолев криджа. Пусть мелкого, зато настоящего.
Меня и отродье разделяло не больше трех шагов, когда ему в лицо вонзилась стрела. Она вонзилась бы ему в левый глаз, имейся у него таковой. Но криджа это не убило. Отшатнувшись, он взвыл и замахал наростами, видимо, пытаясь дотянуться до обидчика, причинившего ему боль. Но все, что ему удалось, это лишь обломать стрелу.
А спустя миг ему в лицо вонзилась вторая – туда, где следовало быть правому глазу. И кридж взвыл еще громче, так как лучник явно решил не давать ему пощады.
Некогда было озираться и выяснять, кто за меня вступился. Задержав монстра, лучник дал мне время подняться и броситься наутек. Но убежал я недалеко, поскольку сразу же столкнулся с Ярбором. Которому даже не понадобилось отвешивать мне подзатыльник. Врезавшись ему в ноги, я сам отлетел от него так, как отлетает от скалы брошенный в нее булыжник.
Трескучий был безоружен. Куда подевалась его секира, я увидел после того, как снова шмякнулся в грязь. Она – секира – застряла в спине зарубленного гигантом криджа. А тот, прежде чем Ярбор вытащил ее, удрал на другой край арены и издох, пытаясь заползти под повозку.
Пробегая мимо твари с торчащими из морды обломками стрел, Трескучий уклонился от костяных клинков и, заскочив ей за спину, ухватил ручищами ее за уши. А потом повалил криджа назад и ударил ему коленом в основание черепа.
Раздался хруст, и когда Ярбор выпустил криджа, тот упал к его ногам, а его голова болталась на сломанной шее, как голова тряпичной куклы. Ну а Трескучий как ни в чем не бывало переступил через труп и пошагал дальше. Так, словно мимоходом почесался, а не прикончил голыми руками монстра, даром что тот был мельче своих собратьев.
Мне не хватало воздуха – страх и борьба за жизнь вытянули из меня все силы. Перед глазами пульсировали оранжевые круги, в боку кололо, а во рту чувствовался привкус крови. Ярбор оказал мне огромную услугу, избавив от смертельной угрозы. Однако вокруг меня носилось столько других «угроз», что впору было от отчаяния биться головой о повозку.
Что ж, кажется, я достаточно погеройствовал. Теперь надо постараться дожить до конца этой бойни. Иными словами, срочно куда-нибудь спрятаться, хотя найти укромное место в кипящем котле, где я варился, было непросто.
Подобрав палаш, который был испачкан серой кровью и конским дерьмом, я вернулся к лошадям. Они продолжали храпеть и метаться, но это меня не страшило. Зато их копыта могли наподдать любому криджу, а большего мне и не надо.
Или нет – все-таки надо. Пасть случайной жертвой копыт мне вовсе не улыбалось. Но я знал, как себя обезопасить. И, прошмыгнув между лошадей, забился под коновязь – кривой сучковатый ствол поваленного дерева.
Какой же я был идиот, что не додумался до этого раньше! И зачем вообще я рисковал? Кто оценил бы мой героизм, если бы монстры меня растерзали? Даже ван Бьер, и тот плюнул бы в сердцах при виде ошметков моего тела да помянул бы Большую Небесную Задницу, что рано или поздно всех нас раздавит. Нет уж, хватит с меня на сегодня. Повоевал – пора и честь знать. Тем более, что никто меня за это не осудит…
…Если, конечно, к рассвету здесь будет кому меня осуждать…
То, что в начале битвы казалось почти недостижимым – наша победа в ней, – все-таки свершилось.
Отряд потерял еще как минимум дюжину человек, но стая криджей понесла куда больший урон. Похоже, они нас все-таки недооценили. А когда остались в меньшинстве, то поджали хвосты и рванули на попятную.
Я понял это после того, как крики наемников из яростных вдруг стали радостными. Поначалу я не поверил своим ушам. Но когда не расслышал за ними шума битвы, стало очевидно: снаружи моего маленького убежища случились перемены.
Окружающие меня лошади закрывали обзор, но вели они себя теперь намного спокойнее. Это тоже давало понять, что пугавшие их криджи сбежали. И, как хотелось надеяться, сбежали насовсем, а не за подкреплением.
Я вылез из-под коновязи и встал на нее, чтобы осмотреться.
Битва и впрямь прекратилась. Повсюду валялись трупы, как целые, так и растерзанные на куски. Но трупов криджей было среди них значительно больше, нежели человеческих. Отыскав глазами Баррелия, я обрадовался: кажется, с ним все было в порядке. Он уже спустился с повозки и, опираясь на копье, вертел головой. Судя по всему, разыскивал меня. Я хотел помахать ему рукой, но он сам меня заметил. И кивнул, дав понять, что направляется ко мне.