Весомым доказательством справедливости этого утверждения может служить факт: «Следжхэммер» и его преемник «Рэнкин» избежали судьбы «Раундапа» и прочих разновидностей планов открытия второго фронта в 1941–1943 годах. Их перманентно держали про запас. Случись ожидавшийся и поощрявшийся демократиями переворот в нацистском рейхе – достаточно было дворцового, – экстренной операции немедленно дали бы старт. Нашлись бы и войска, и оружие, и десантные средства. И с погодой поладили бы. Потому что налицо было желание.
Из обширного перечня проблем, заслуживающих системного анализа, остановимся на нескольких, пока наименее разработанных.
С 1943 года подходы Вашингтона к конкретным событиям все чаще замыкались на соображения и прогнозы, простиравшиеся за горизонт капитуляции агрессоров. Под этим углом оценивались плюсы и минусы отдельных операций, кампаний, театров военных действий, составлялись планы политических, экономических, военных и специальных мероприятий.
Вопрос, вокруг которого не затихали дискуссии, гласил: как обрести рычаги воздействия на сколько-нибудь значительные процессы повсюду в мире. Вопрос, конечно, не методологический. Он всегда неразрывно связан с мировоззрением, со зрелостью строя, заложенной в нем способностью совершенствоваться, обновляться, адаптироваться к переменам во внешних условиях. Спектр мыслей относительно того, что могут и что не должны делать США, был весьма пестр, как и различия в выборе политических, моральных, философских критериев для обоснования дозволенного и недозволенного.
Рузвельт был нестоек в настроениях, подвержен влияниям, нерасторопен до того, что подчас лучшая из представлявшихся возможностей оказывалась упущенной. Но при всем этом колебания и поиски Рузвельта вращались вокруг какой-то идеи, которую он избегал отдавать на заклание конъюнктуре, шли вдоль линии, прочерченной в его сознании и им ценимой. За скрытностью президента, нежеланием посвящать кого-либо в свои конечные замыслы, недомолвками в ходе куда как серьезных обсуждений, оставлением в неведении госсекретаря, других министров по наиважнейшим вопросам внешней и внутренней политики – за всем стояло, думается, стремление обеспечить успех своему «новому курсу». Рузвельт служил ему, не считаясь со многими, по американским меркам, неудобствами. Он мог рассчитывать на успех, только мешая своим противникам сплотиться, предоставляя им теряться в догадках, что за чем будет следовать.
Благодаря победам советских вооруженных сил стратегическая обстановка в войне коренным образом изменилась. Разгром гитлеровской Германии и других агрессоров перестал быть мечтой. День капитуляции, однако, зависел от того, оставят ли США и Англия добивать «главного противника» в Европе Советскому Союзу в одиночку или сами включатся в борьбу. Если включатся, то насколько активно, с какими ближними и дальними целями. Последнее имело первостепенную важность. Одно дело – нанесение Германии и Японии тотального поражения, которое, помимо прочих последствий, неминуемо вело к утрате агрессорами статуса великих держав. Другое – свержение нацистского режима при сохранении всех основных институтов и атрибутов империалистического германского государства для поддержания любезного британскому сердцу и многим в Вашингтоне «равновесия сил» на Европейском континенте.
Первый вариант предполагал продолжение сотрудничества с СССР в войне и сохранение его после войны. Второй – допускал отказ США и Англии от вооруженных действий против собственно Германии, продолжение ими стратегии затягивания «кольца окружения» с перенесением центра операций на Балканы и затем в бассейн Дуная, на север Европы и оттуда в Польшу. Логика второго варианта вела к сговору (или не исключала сговора) с немцами на враждебной Советскому Союзу основе, и штабные разработки – американские и англо-американские – тому подтверждение. Все это достаточно сложно само по себе, ибо даже летом 1944 года, к примеру, планирующие органы США четко не представляли себе, понадобится ли американцам сохранять после войны тесное сотрудничество хотя бы с Англией [765] .
Рузвельт стал настойчивей добиваться прямого объяснения со Сталиным после того, как удостоверился – Советский Союз не сгинет. Президента озарило: не только актуальные потребности войны, но и капитальные интересы будущего мира указуют на необходимость известного взаимопонимания с СССР. Со своей стороны, Рузвельт не исключал признания принципа равноправия в советско-американских отношениях, будучи уверен, что в мире без гонки вооружений и при радикальном сокращении наличных запасов оружия – атом еще не был оседлан милитаристами – решающей станет экономическая мощь государства. Здесь же у Соединенных Штатов на обозримую перспективу не предвиделось серьезных конкурентов.
В отличие от Черчилля и большинства своих советников, Рузвельт исходил из того, что с Советским Союзом нецелесообразно держаться неуважительно, проявляя небрежение к его безопасности, экономическим и другим интересам, к его престижу. Напротив, полагал глава администрации, когда Москва убедится, что законные потребности СССР признаны, она станет сговорчивей, и с ней легче будет делать большие дела.
По собственному почину Рузвельт высказался в Тегеране за предоставление Советскому Союзу доступа к «теплым морям». С прицелом на перспективу он выступал за учреждение всемирной организации по поддержанию международной безопасности, в которой США и СССР действовали бы как партнеры. Соответствующие предложения президент вносил, обеспечив себе тылы: 5 ноября 1943 года сенат большинством в 85 голосов против 5 принял «резолюцию Коннэли», одобрявшую возможность послевоенного сотрудничества для обеспечения и сохранения мира, а также создание с этой целью международной организации – преемника Лиги Наций.
Рузвельт перестал бы быть Рузвельтом, поставь мы на этом точку. Видение мира с минимумом оружия и оптимумом советско-американского согласия не влекло отказа от (или хотя бы свертывания) мер, имевших объективно противоположный азимут. В 1943 году в США стартовали программа создания глобальной сети военных баз, программы строительства флота всех океанов и стратегических ВВС, сверхсекретная программа «Меррей Хилл Эриа» – выявления и подчинения себе всех мировых запасов и источников расщепляющихся материалов для обеспечения американцам атомной монополии, программа установления контроля над нефтяными ресурсами за рубежом. Тогда же в основном сложились планы обеспечения Соединенным Штатам доминирующих позиций в мировых финансах, международном гражданском воздушном сообщении, судоходстве. В конце 1943 года генерал Донован представил в комитет начальников штабов проект – «Необходимость создания в составе военного аппарата США постоянного ведомства стратегической разведки мирного времени» [766] .
Игнорировать старания Вашингтона расставить свои базы таким образом, чтобы в пределах досягаемости американских ВВС оказывались все Западное и большая часть Восточного полушария, было невозможно. И очень сомнительно, чтобы разъяснение Гопкинса в Тегеране на встрече с Молотовым и Иденом закрыло для СССР данную тему [767] . Специальный советник президента заявил тогда: «При определении места расположения будущих опорных пунктов и при решении вопроса о том, какие сухопутные, морские и воздушные силы потребуются для них, следует исходить из того, кто явится будущим потенциальным противником. Президент считает необходимым, чтобы в интересах мира во всем мире Россия, Великобритания и Соединенные Штаты разработали этот важный вопрос в таком плане, который исключал бы возможность начала вооружения любой из трех держав против других» [768] . Как практически исключить? Понимания – взаимного и обязывающего – на сей предмет не имелось, а базы вырастали как грибы после дождя [769] .