Где-то там, дальше к востоку, отступали части 3-й армии. Красноармейцы устраивали засады, артиллеристы подкарауливали танки, прикрывая отход товарищей, но немцы упорно наступали, захватывая все больше чужой земли.
Подразделения 3-й армии показались внезапно – под крылом самолета открылось неширокое шоссе, зажатое с двух сторон высокими соснами. Было видно, как бойцы шарахались, вскидывая винтовки – и радостно потрясали ими, узнавая своих по красным звездам на крыльях.
– Я – «Москаль»! Качаемся!
Пары быстро перестроились и заняли свои места правее от Жилина, со стороны солнца – светило всегда должно быть сбоку, чтобы оно не мешало нижним парам вести наблюдение. Размыкание пар по фронту и высоте не сковывало летчиков, зато видимость какая!
Иван перевел группу в пологое снижение. Набранная высота позволяла разогнать истребитель, достичь высокой же скорости. А это обеспечивало не только внезапность, но и быстрый набор высоты.
– Я – «Москаль»! Группа, внимание. Разворот!
– Я – «Цагай»! Разворот!
Обе группы, на скорости забравшись на «горку», развернулись, и снова заскользили в пикировании.
– Я – «Хмара»! На три часа, двадцать градусов ниже – «худые»! Много!
– Атакуем!
Первого «месса» Жилин спустил как бы мимоходом – смахнул с небес короткой, но меткой очередью. Второй так легко не дался – ушел свечой вверх в полупетлю и свалился через крыло в пике. На руле поворота у «худого» полно было меток, похожих на шпалы – число сбитых. Ага, с полсотни есть. Ла-адно…
Пора тебя валить, братан. Чисто конкретно.
Выворачивал на «горку» Иван круто – в глазах темнота, – зато набранная скорость сама взогнала самолет в вертикаль. А вот и «брателло» нарисовался…
То ли просчитав русского, то ли почуяв что, а только немец дернулся, отворачивая в сторону, уходя с линии огня. Это было рефлекторным решением – и неверным.
– Отвечаю!
Короткая очередь, еще одна. Первая по мотору, вторая по кабине. Отлетался, братан…
Всю неделю, до конца июня, 122-й ИАП бил фрицев с безымянного аэродрома. Треть «МиГов» сбили немцы, а остальные больше всего походили на решето – замызганное сравнение, но верное. Ремонт привел бы «мигарей» в чувство, так сказать, вот только мастерские были далеко, а враг – близко.
К 29-му числу в строю оставалось лишь восемь истребителей. В тот же день Жилин отправился в полет. Он и еще семь пилотов.
Прикрывая с воздуха красноармейцев и командиров, выходивших из окружения, двое летчиков не вернулись – погибли смертью храбрых. Досталось и Жилину – «худой» открыл огонь по кабине «МиГа», и попал.
Иван на собственной шкуре ощутил, каково это – быть нашпигованным. Пули или осколки впились в ноги, в руки – в сапогах захлюпала кровь, да и в перчатки ее натекло изрядно.
Закружилась голова. Жилин летел, будто в тумане, даже звуки отдалились. Мелькнуло брюхо «Мессершмитта», и пальцы, будто сами, нащупали гашетку, вжались…
Длинная пулеметная очередь ушла «худому» в двигатель, и тот запороло – немецкий истребитель, пролетев по инерции, камнем пошел вниз. Туда тебе и дорога…
Где-то вверху пролетал второй «Мессер», но ему наперехват бросился Варакин.
Не имея боеприпасов, он пошел на таран, врубаясь винтом в хвост «худому». Вниз посыпались оба.
Краем глаза Иван заметил раскрывшийся парашют и всем сердцем пожелал, чтобы спасся русский…
Впрочем, все эти подробности Жилин разобрал позднее, а в момент посадки он, что было мочи, крепился – лишь бы не потерять сознание.
«Мигарь» описал змейку, прошмыгнул между воронок, и только в конце полосы его занесло. Приехали…
Выбраться Ивану помогли, он узнал Николаева, после чего – тьма…
…Очнулся Жилин под вечер. Судя по всему, его и других раненых расположили на опушке, под маск-сетью.
Наверху бухало, а неподалеку сидели в рядок пилоты 122-го полка.
Их было немного, но они были.
– Очнулись, товарищ генерал? – сказал обрадованно Долгушин. – Ну и славно… А мы в Москву собрались! Выводят полк в тыл.
– Это правильно… – просипел Иван.
– Доктор сказал, с вами нормально будет. Дырки он заштопал. Только крови много вылилось, а так… До свадьбы заживет! – тут Сергей мучительно покраснел. – Я хотел сказать…
– Брось. Все путем. Когда выбираемся отсюда?
– А как стемнеет!
Ближе к ночи фрицы угомонились, да и нечего стало бомбить на поле аэродрома – бензин в цистернах кончился, да и было его немного, боеприпасы тоже подошли к концу, а несколько дырявых «МиГов» Николаев приказал сжечь. Ну и правильно…
– В машины! – разнеслась команда.
Дорогу Жилин не запомнил – впечатлений не осталось, зато ощущений было вдоволь, и далеко не самых приятных.
Хорошо еще, что кости целы и глаза. А мясо нарастет…
Машины шли до Минска. Там была пересадка на поезд.
Через Оршу и Смоленск – в Москву. 1 июля добрались до Можайска, летчиков разместили в гостинице.
Жилин, не желая отправляться в госпиталь, держался со всеми вместе, только передвигаться приходилось с помощью однополчан.
На следующий день прибыли в Москву.
Поселились в Петровском путевом дворце, что возле станции метро «Динамо» – его передали Военно-воздушной академии имени Жуковского. Саму академию эвакуировали в Свердловск, и в ее стенах обосновался штаб Авиации дальнего действия.
Ну и для «безлошадных» из 122-го ИАП местечко нашлось.
Шла вторая неделя войны…
В. Пономарев, телефонист 157-го БАО 36-й авиабазы:
«Вместе с нами под Зельвой прорывались из окружения остатки какого-то танкового соединения, в котором остался всего один танк «Т-34». Командовал им генерал в танкистском комбинезоне.
Когда мы пошли на прорыв, генерал сел в танк, и тот устремился вперед. Танк раздавил гусеницами немецкую противотанковую пушку, прислуга едва успела разбежаться.
Но, на беду, он двигался с открытым башенным люком, и немецкий солдат бросил туда гранату.
Погиб экипаж танка и генерал вместе с ним. Был этот бой, если не ошибаюсь, 27 июня.
Несмотря на огромные потери, мы все же вырвались из этого пекла и пошли в сторону Минска».
Жилин расположился в одном из кабинетов учебного корпуса.
Скрипучая раскладушка вполне его устраивала, особенно после сытного обеда.
Долгушину, правда, этого показалось мало – с другими молодыми пилотами он отпросился в город. Решила молодежь чуток гульнуть – в ресторане «Метрополь».